Мария Стрелова - Метро 2033: Изоляция

– Нет, – ответила Марина. И тотчас поняла, что ее подловили, как девчонку.

– Значит, не Хохол? А кто тогда? – вкрадчиво поинтересовался старший помощник начальника станции.

– Я не знаю, – выговорила Алексеева. Держать голову прямо не представлялось возможным. Коротко стриженные волосы падали на взмокший лоб и прилипали сальными прядями. Губы не слушались.

– Нет, ты знаешь. Сама сказала, что это не Хохол. Значит, знаешь, кто. Отвечай.

– Я не знаю…

Вспышка боли. Голова казалась свинцовой. Глаза слезились.

– Кто? – голос Иванова пробивался как сквозь вату.

– Я не знаю.

А потом Марина и вовсе не могла отвечать. Жестокий удар по лицу – и губы одеревенели от боли.

– Все равно найду крысу. И выкину на съедение мутантам! А тебя я отдам охране, чтобы пустили по кругу! – словно издалека донесся гневный крик Павла Михайловича.

И все провалилось в темноту.

Обещание сделать из Марины бесплатное развлечение своим верным псам из охраны Иванов сдержал. Алексеева пришла в себя привязанной к решетке за руки все в той же комнате, где ее допрашивали. Куртка и ремень снова исчезли. Женщина с трудом открыла глаза. Верных соратников Павла Михайловича в комнате было порядка десяти человек. Было шумно и душно, нечем дышать. Марина закашлялась, сплюнула кровь.

– Очухалась, – ухмыльнулся Савченко. Алексеева узнала его по голосу, перед глазами по-прежнему плыла муть.

– Очень даже ничего, – оценил один из охранников, – хорошенькая.

«Интересно, как долго они не видели бабы, что даже в таком состоянии я кажусь им “ничего”?» – тоскливо подумала Марина. Она даже знать не желала, как выглядит теперь ее тело, боялась сломаться, сдаться при виде того, что с ней сделали.

Женщину охватило странное безразличие. Голова упала на грудь, ноги подкосились. Руки, перетянутые веревкой, сразу заломило.

Дальше… Марина закричала от боли, когда пахнущий перегаром и нестираной одеждой мужик облапал ее грудь. Казалось, что каждое прикосновение кромсает тело на куски.

Полный муки вопль позабавил насильников. Отпуская сальные шутки, с хохотом и матом с Марины попытались стащить камуфляжные штаны.

– Дайте мне! Мне Михалыч разрешил! – раздался звонкий молодой голос.

«Митя… Ну почему же…» – с горечью подумала Марина.

– Ну, валяй, малец! – ухмыльнулся Савченко. Видимо, он был за старшего в отряде охраны, и, похоже, главным по экзекуциям. – Ты на допросе отличился, знатно ты ее ремнем!

«Не может быть… Митя!» – от страшной мысли Алексеева даже пришла в себя.

Анохин подошел к женщине вплотную. Марина заметила, что у него на лбу блестят мелкие капельки пота. Светлые волосы торчали смешным ежиком, а усталые карие глаза были совсем не детскими…

Митя снял со спины автомат, повернулся к женщине спиной. Раздался щелчок затвора.

– На пол все! Живо! Руки за голову! – в наступившей тишине раздался чуть дрожащий, но полный решимости голос.

– Э, Митяй, ты че? – удивленно спросил Савченко.

– На пол, я сказал! – крикнул Анохин. Казалось, он был на грани истерики. Автомат в руках чуть подрагивал.

– Брось «калаш», живо! – приказал охранник.

– Кирилл, отойди! – взвизгнул паренек.

Что было дальше, Марина помнила плохо. Перегруженный эмоциями мозг отказался воспринимать происходящее. Прогремел выстрел, и Савченко упал. Остальные среагировали почти мгновенно. Митю повалили на землю, скрутили руки за спиной.

Юноша поднял страдающий взгляд на Алексееву.

– Простите меня. Ничего не вышло… – прошептал он. По его щеке медленно покатилась слеза.

– Очнитесь, очнитесь, пожалуйста! – шептал где-то в темноте юношеский голос.

Сознание возвращалось толчками, а глаза по-прежнему не открывались.

– Митя? – позвала Марина.

– Да, это я, – слова звучали невнятно.

В тусклом свете аварийных ламп Алексеевой удалось рассмотреть лицо юноши. Заплывшие синяками щелочки глаз, рассеченный лоб и щека, светлые волосы слиплись от бурой крови.

– Собрат по несчастью, – горько шепнула она.

– Ничего, это все ничего… Что дальше-то будет?

– Не парься, Митюха, все будет хорошо, – раздался из-за стенки знакомый, чуть шепелявый голос.

– Не, Хохол, не будет, – каждое слово давалось Анохину с трудом.

Марина, в свою очередь, не могла поднять головы от ледяного каменного пола. Тупое безразличие накатилось на нее, задушило в своих объятиях.

– Митя… – последним усилием позвала она, протянув ладонь. – Если вас выкинут на поверхность… В бункер… не…

Женщина дернулась и затихла, так и не сумев коснуться Митиной руки.

– Марина! – вскрикнул паренек, бросаясь к женщине. – Помогите! Она не дышит!

Митя заметался по каменной клетке, от решетки – к пленнице и обратно.

– Помогите, помогите!

– Что орешь, предатель? – мрачно спросил Павел Михайлович, появляясь возле импровизированной тюрьмы собственной персоной.

– Она умерла! – всхлипнул Анохин, стоя на коленях возле тела женщины.

Иванов торопливо открыл замок, вошел внутрь и склонился над Мариной. Пульс не прощупывался. Глаза закатились, а губы отливали синевой.

– Вот же …! – выругался старший помощник начальника станции. – Так и есть. Анохин, собирайся!

– Куда? – выговорил Митя. Его губы прыгали, лицо побелело.

– На поверхность. Ты и Хохол. И эту с собой захватите, у нас не кладбище, а в туннель выкидывать не дам, еще не хватало, чтобы крысы расплодились на всякой падали. – Голос Иванова прозвучал холодно и очень просто. Приказ о казни двух человек самым простым способом в метро – отправлением на поверхность без защиты и патронов – был отдан буднично и без эмоций.

– Нет, – шепнул юноша, но тут же взял себя в руки. – Химзащиту дадите?

– На хрена? Все равно мутанты тебя съедят раньше, – недобро усмехнулся Павел Михайлович.

– Я имею право взять старый комплект химзащиты! Мой комплект! Это последнее желание осужденного! – выкрикнул Митя.

Иванов отреагировал на выходку весьма спокойно.

– Ну что же, воля смертника – закон.

– И мне «химзу», – подал голос Хохол.

– Договорились. Хотите продлить мучения? От лучевой болезни помереть, а не от зубов мутантов? Право ваше. Конвой!

Гермоворота со скрежетом раздвинулись ровно на такое расстояние, чтобы туда можно было вытолкать осужденных. Перед выходом на поверхность Анохину и Хохлу развязали руки, дали по старому пистолету с одной пулей – чтобы можно было застрелиться раньше, чем начнется долгая и мучительная агония.

– Счастливо оставаться! – Хохол весело приложил ладонь к виску, будто отдавая честь, и опустил на лицо маску респиратора.

Митю трясло. Его с трудом вытолкали за ворота, у паренька подкашивались ноги. Последним, будто куль с тряпьем, выкинули тело Марины. На женщине остались лишь камуфляжные брюки и куртка. «Берцы», химзащиту и поясную сумку с остатками транквилизаторов и блокнотом забрал себе Павел Михайлович.