Сергей Кусков - Золотая планета

С другой стороны площади послышался рев двигателей, затем из боковой улицы, одна за другой, вылетело несколько машин и остановилось. Ближе всех к толпе демонстрантов подъехал миниатюрный ярко-синий «инспирасьон» в окружении двух огромных, словно монстры, «либертадоров» — летающих бронированных убийц, используемых всей планетой в качестве транспорта для охраны. Убийц, потому что такая махина может раздавить своим весом даже легкую машину планетарного класса, не говоря уже о купольных. Набрав же крейсерскую скорость на форсаже, в состоянии пробить планетарный шлюз.

«Инспирасьон» говорил сам за себя. Тачка, стоящая десятки и десятки миллионов, если не сотни. При малом весе практически так же прочна, зато скорость ее… Сравнима лишь со скоростью боевого истребителя! Такие по карману только магнатам, тем самым представителям ста семей, владеющим большей частью планеты. Крупная шишка пожаловала, да с охраной!

Я оказался почти прав. Ну, насчет охраны — точно. Из обоих «либертадоров» выскочило человек двадцать громил в легких черных доспехах с глухими забралами без опознавательных знаков, вооруженных армейскими иглометами. Громилы стали в полукруг, оцепив часть площади, не подпуская никого к машинам. Из «инспирасьона» же весело высыпало… человек десять молодых людей! И как там только поместились?

Шикарно одетые молодые юноши и девушки. На мой теперь уже наметанный взгляд, любой предмет их гардероба стоил как годовая зарплата моей матери. Они смеялись, некоторые держали в руках бутылки, к которым периодически прикладывались. Золотая молодежь! Причем золотая без кавычек! Приехали развлекаться? Поглазеть на «похороны демократии»? Ну да, этим все можно и любое море по колено! Однако как бы чего не вышло…

Мои опасения разделили почти все, находящиеся на площади. Студенты сзади резко смолкли, кричалки оборвались, щиты опустились. «Молящиеся» тоже заткнулись, как и их лысый предводитель, вместе с сенатором. Повисла гнетущая тишина. Камеры журналюг, вяло снимавших ход безликого фарса, резко оживились, чувствуя напряжение и предвкушая неожиданную острую развязку. Воздух вокруг неумолимо накалялся.

— Эй вы, там, слезайте! — выкрикнул один из приехавших парней — высокий, крепко сложенный тип с длинными русыми волосами, собранными сзади в хвост. В руке он держал початую бутылку с пойлом, судя по названию стоящим целое состояние. Красавец, весь из себя, природа не обделила его внешними данными. Правда, красота какая-то слащавая, не мужественная, но именно такие пользуются бешеным успехом у противоположного пола. Высокий, мускулистый, уверенный в себе… Сын Аполлона, блин! Ненавижу таких!

Судя по всему, он был главным в компании приехавших. Окружающие кучковались вокруг него, ловя каждое слово, копируя движения и реакцию на «раздражители». Чем-то мне эта компания отдаленно напомнила банду Толстого.

— Слезайте, обезьяны! — продолжил парень и засмеялся.

Вокруг раздалось дружное пьяное ржание. Воздух на площади «покраснел». Я почувствовал непреодолимое желание окружающих, особенно небогатых и злых студентов, подправить этому типу его наглую рожу. Но всех сдерживал грозный вид охранников, сжимающих в руках оружие. Не огнестрельное, не пневматическое, как у обычной частной охраны, а боевое. Один игломет способен за секунду покрошить в фарш десятки человек, а их тут множество. Их величества давным-давно даровали знати такую привилегию — вооруженную боевым оружием охрану — много-много лет назад, чем те с удовольствием пользуются. И эти безликие парни, прошедшие горнило армии, бесчисленные горячие точки в разных уголках Солнечной системы, будут стрелять без колебаний. Им за это платят. А народ?.. Что для аристократии народ? От власти откупятся, построят за свой счет для казны несколько крейсеров и эсминцев, пострадавшим выдадут компенсации… А жизнь не вернешь!

Вдруг из машины позади «сына Аполлона» вылезла девица с большой канистрой в руке. Золотая молодежь расступились, пропуская ее вперед. За эту девицу невольно цеплялся взгляд, от нее исходил некий ореол власти: вроде ничем от остальных не отличалась, но чувствовалось, что она привыкла командовать окружающими. Какая-нибудь юная герцогиня, наследница главы одного из ведущих кланов, не меньше. Даже длинноволосый при ее появлении сменил выражение лица с хамовато-властного на влюбленно-заискивающее и принялся что-то объяснять, кивая на «фуэго».

Девочка выслушала, согласно кивнула и направилась в сторону «трибуны», распихивая собравшихся вокруг зевак.

Охрана, человек пять, ломанулась следом, орудуя прикладами для убедительности, так что перед фифой мгновенно образовалось некое подобие людского коридора.

Пожалуй, стоит описать ее подробнее. Молодая шатенка с распущенными волосами ниже плеч, посеребренными по последней моде неформалов разноцветными блестками. На вид лет двадцати трех — двадцати пяти, то есть немного старше меня, но я тем не менее засмотрелся. Было в ней что-то, вроде аристократическое и в то же время… притягательное! Увидь я ее в обычной жизни, то есть не будь она представительницей знати, обязательно бы попытался познакомиться. Если длинноволосый вызывал стойкую антипатию, то к этой милашке подобного чувства не возникало, хотя она из той же прослойки общества.

Несмотря на ореол власти, на фоне расфуфыренных друзей и подружек одета девчонка была скромно. Простые серые брюки и светлая искрящаяся блузка, завязанная на пузе узлом. Вот и весь туалет. Но и этот наряд был от самых модных кутюрье, стоимость его измерялась… несколькими нулями! Накрашена тоже неброско — эдакая природная красота, подчеркнутость родных бледных линий. Чтобы так уметь одеваться и краситься, надо иметь определенный вкус и талант: одна моя знакомая как-то призналась, что в плане макияжа сложнее всего придать лицу естественный цвет, а в плане одежды — одеться так, чтобы выглядеть скромно. Девочке удалось и то и другое.

Пока я на нее пялился, она приблизилась к «трибуне» и с грацией кошки одним ловким движением (в котором угадывались ежедневные многочасовые тренировки) запрыгнула на немаленький броневик. Толпа молчала, теперь уже с интересом. Лысый с крыши как-то незаметно исчез, сенатор же стоял и сверлил ее глазами. По лицу его было видно, как он относится к ней и ей подобным, но достоинство сенатора не позволяет связываться с соплячкой. Его взгляд был полон вынужденного уважения — дескать, ты круче меня, маленькая дрянь, но ты тут никто и концерт мне не испортишь. И еще, кажется, он ее боялся.

Девчонка внимательно осмотрела гроб, обошла его кругом, протиснувшись между ним и сенатором, чуть не столкнув того с крыши, затем подняла руки вверх и воскликнула, обращаясь больше не к толпе, а к нацеленным на нее камерам крыс от пера: