Елена Горелик - Стальная роза

– Холодно как, – поёжилась Чунпин, возвращаясь в дом с тушками пары обезглавленных кур – она пообещала сегодня сварить бульон на оба семейства. – Ветрище какой дует – у-у-у! Представляешь, каково нашим там, на стене, стоять сейчас?

– Представляю, – вздохнула Яна. Она достала из кладовки мешочки со специями и откладывала нужные в отдельную мисочку. На улице вряд ли было сильно ниже нуля, вода в ведёрке, оставленном на крыльце, едва взялась корочкой льда. Но при таком ветре и нулевая температура – большая проблема. – Если внутри стен так дует, то что на стене? И… Ой, а мятежникам как весело сейчас, ты подумала?

Чунпин, несмотря на серьёзность момента, прыснула со смеху.

– Ничего, пусть помёрзнут, – хихикнула она. – Их сюда не звали… Янь, вода вскипела? Давай.

Ошпарив тушки, соседка принялась их ощипывать, а Яна, упрятав специи, достала мешочек с насушенной лапшой. Завтрак сегодня должен быть горячим и сытным.

– Ты не можешь отказаться, – голос Сюйцзы был ровным и бесстрастным, словно гладкая серебряная пластина, в которую она смотрелась по утрам. – Ты знаешь, как великий господин карает ослушников. А я не хочу остаться вдовой до того времени, как мои косы побелеют.

– Пусть великий господин, где бы он ни был, сам попробует штурмовать крепость при ледяном ветре, который уносит в степь палатки воинов, – огрызнулся Ванчжун, отбросив в сторону опустевшую чашку.

– Ханьцам в крепости ничуть не лучше.

– Они сидят в домах и греются канами. Чем согреться нашим воинам?

– Нужно сказать, что тепло и еду они найдут после того, как войдут в крепость, – посоветовала Пайфэн.

– Уже сказал! – рявкнул мятежный военачальник. – Уже! И знаешь, что услышал в ответ? Дражайший родственник первым объявил, что штурм в таких условиях гарантирует не тепло и еду, а вечный холод могилы, и отказался вести мохэ в бой. А остальные дружно последовали его примеру. Более того, гур-хаган [9]сказал, что духи предков объявили свою волю, послав этот ветер… Вот что я услышал! Только великий господин бубнит: идите на штурм, идите на штурм! Его бы сюда! Может, у него бы и получилось заставить этих самовлюблённых дураков лезть на стены, а я не великий господин, у меня так не получится!

– Не получится казнить самых строптивых? – спросила Сюйцзы. Лёгкий поворот головы, тонкий звон украшений…

– Начни с Айяна, жёнушка, если хочешь, и если не боишься рассорить меня со своим братом.

– Если бы великий господин повелел, я бы казнила и брата. Но великий господин велит взять крепость…

– … или убираться на все четыре ветра отсюда, пока нас не взяли в клещи. Знаешь, мне это как-то больше по душе. По крайней мере, своевременное отступление сохранит наше войско и даст шанс весной начать всё сначала.

– Войско разбежится от тебя, – жена позволила себе ледяную улыбку. – Последнюю битву с ханьцами ты проиграл, потеряв множество воинов, и эту крепостицу не взял по воле духов севера, наславших ледяной ветер. Ханы скажут, что с тобой нет удачи, и соберут курултай. Угадай, какое условие императрица выставит новому хагану, кто бы он ни был?

Ванчжун ни на миг не сомневался в том, что условием для нового хагана будет его голова. Своей головой он дорожил, но и кузен Кумоли, которого, скорее всего, ханы выберут на курултае, отличается той же добродетелью. А поскольку в его руках будет сила от восьми до десяти родов, можно не делать ставки, чья голова в итоге спрыгнет с плеч.

– Нужно уходить в Ала-тоо, – глухо проговорил Ванчжун, не глядя на жену. – Или к племенам мэнь-гу, это лучше.

– К дикарям? – Сюйцзы надменно усмехнулась.

– Пусть к дикарям. Их легче будет приручить и поднять на войну с империей по весне. Если нам это удастся, ещё посмотрим, чьё имя будут выкрикивать на курултае.

– Как скажешь. Но Айяна тебе придётся отпустить сейчас. У него на весну другие планы.

Ванчжун кое-что знал о планах родственников жены. А то, что оные планы переносятся на будущую весну, вместо того чтобы выждать ещё пару лет, о многом говорит. Мохэ явно скорректировали свои политические конструкции с учётом появления у империи огненного оружия. Это правильно: лучше напасть на врага, пока тот ещё относительно слаб, чем ждать, пока он усовершенствует оружие и увеличит свою силу.

– Уходим, – он хлопнул себя по колену. – Шаманы говорят, что этот ветер надолго. Тюркам и ханьцам он тоже досаждает, но у них в обозе юрты и припасы, а мы…

Он не стал добавлять: «…мы рассчитывали поживиться в крепости». Умному достаточно уже сказанного. А его женщины умны, хоть и излишне прямолинейны, когда дело касается приказов великого господина.

Она приметила, где держат «говорящую шкатулку», когда ханшу наряжали и подбирали украшения к наряду. Где знатная женщина может хранить чтимую и невероятно дорогую вещь? Разумеется, в шкатулке с драгоценностями. В отдельной коробочке.

Маленькая, с половину женской ладони, чёрная штуковина с белой крышкой легко уместилась в футляре для притираний. Всего-то и дела, что выбросить баночку с белилами, а саму «шкатулку» обернуть кусочком шёлка. Для служанки с доступом к ожерельям и серьгам ханши ничего сложного. Гораздо сложнее оказалось выбраться из взбудораженного киданьского лагеря.

Ветер и холод. Холод и ветер.

Она слышала, как возмущались воины в карауле: мол, этот ветер – явное недовольство духов предков делами Ванчжуна, надо бы держаться подальше от вождя, потерявшего благословение небес. Она промёрзла до костей в украденном тулупчике одной из «чёрных» служанок, пока, стараясь не попасться никому на глаза, добиралась до условленного места. А когда молчаливый человек в степняцкой одежде наконец провёл её в крепость через сгоревшие крестьянские выселки, она готова была на всё ради чашки горячего бульона и места у очага. Но провожатый доставил её прямиком к десятнику Тао, а тот велел сопроводить передачу «говорящей шкатулки» подробным рассказом о похищении вещицы и о настроениях в лагере киданей.

– Хорошо, – выслушав её, десятник, бесстрастный, как статуя Будды, ничем не выдал своих истинных чувств. – Жди здесь. Тебя сейчас накормят. Когда господин сотник позовёт, повторишь ему свой рассказ слово в слово. Тебя наградят.

Замёрзшая маленькая женщина из всей этой речи выделила слово «накормят» и обрадовалась ему больше, чем предполагаемой награде. А ещё её согревала мысль о том, что ханша, возможно, уже обнаружила пропажу… Даже интересно стало, сможет ли она переломить настроения в войске и бросить его на штурм, или муж велит не обращать внимания на истерику жены?

Страх медленно-медленно, но всё же отпускал её.

Наконец-то она дома – после стольких лет плена и житья в степняцкой юрте… Пусть дом пока предстал в виде маленькой пограничной крепости, но за ней, за этой крепостью, начиналась родная земля.