Александр Харников - В царствование императора Николая Павловича

– Вы правы, Александр Павлович, – сказал Николай и потер ладонью глаза, – знаете, у меня голова уже плохо соображает от бессонницы и всех этих разговоров. Давайте поспим хотя бы пару часов, а потом продолжим беседу.

Пока царь гостил в будущем, в его времени тоже происходили не менее важные события. Главный надзирающий за Российской империей граф Александр Христофорович Бенкендорф самолично познакомился с гостями из будущего. Как умный человек и хитрый царедворец, он сразу же понял всю выгоду от такого знакомства.

В тот вечер граф засиделся в квартире Одоевского допоздна. Он жадно расспрашивал Сергеева о том, что произошло с Россией за сто семьдесят с лишним лет. Оберегая нервы и рассудок Бенкендорфа, Виктор на некоторые его вопросы отвечал весьма уклончиво и неопределенно.

Впрочем, как человек опытный, и сам Александр Христофорович прекрасно понял, что не все ему положено знать, и особо не настаивал на доскональных ответах на свои вопросы, если чувствовал, что тема, им поднятая, находится за пределами его компетенции.

Но даже то, что удалось узнать графу, повергло его в ступор. Это прежде всего Крымская война, кончина Николая I, и воцарение нового императора Александра II. К известию о своей близкой кончине (в реальной истории Бенкендорф умер в сентябре 1844 года в возрасте шестидесяти двух лет) он отнесся довольно спокойно. В конце концов, генерал был старым воякой, не раз смотрел в глаза смерти, был ранен, причем неоднократно. А вот смерть его покровителя и друга, униженного неудачами в Крыму и потрясенного предательством союзников, тех, кого император считал своими друзьями, изумила графа.

– Как же это так можно, господа? – растерянно проговорил Бенкендорф. – Мы ведь заключили договор о союзе с Австрией и Пруссией… А они пригрозили ударить нам в спину. Какая подлость!

– Александр Христофорович, голубчик, – ответил ему Сергеев, – вы же знаете, что политика – это такая вещь, в которой договоры между государствами соблюдаются лишь до тех пор, пока они выгодны. Вон, посмотрите на британцев – для них важнее всего то, что касается их любимого острова. Как скажет в недалеком будущем один из премьер-министров королевы Виктории, «у Британии нет постоянных врагов и постоянных друзей – у Британии есть только постоянные интересы».

– Но… но это же… Это мерзко и недостойно государственного деятеля! – воскликнул потрясенный Бенкендорф. – Конечно, политика – штука довольно грязная и циничная, но не настолько же…

– Александр Христофорович, – наставительно, как взрослый обычно говорит подростку о прописных истинах, произнес Сергеев, – вы ведь в молодости сами были кем-то вроде дипломата и, гм… не только дипломатом. Париж тысяча восемьсот восьмого года… Напомнить вам – чем вы занимались там вместе с графом Чернышевым?

Услышав эти слова, Бенкендорф усмехнулся. Ему было приятно вспомнить молодые годы, службу в Париже в составе русского посольства, где он занимался тем, что некоторые люди скромно называют военной разведкой, а некоторые – шпионажем. Он вспомнил и очаровательную французскую актрису, пышнотелую мадемуазель Жорж, любовницу Наполеона, которую юный Бенкендорф сумел соблазнить и с которой сбежал из Франции в Петербург. После этого Бонапарт зачислил его в список своих личных врагов.

Потом разговор вернулся к сегодняшним реалиям. Граф попросил Виктора рассказать ему о том, что в самое ближайшее время произойдет в империи. К сожалению, Сергеев знал историю XIX века намного хуже, чем его одноклассник, который отбыл в Петербург XXI века с Николаем I.

Поэтому он честно признался, что многое из того, что должно случиться, ему неизвестно, и предложил Бенкендорфу по прибытии Шумилина поговорить с тем начистоту. Тем более что он мог быть полезен как специалист. Правда, Александр Павлович занимался борьбой с уголовной преступностью, а не с врагами государства, но основы розыскного дела сыщикам из III отделения узнать не помешало бы.

– Виктор Иванович, – спросил задумчиво Бенкендорф, – возможно, я буду выглядеть в ваших глазах не совсем… – граф замялся. – Но я хочу узнать – что вы думаете о моем помощнике, полковнике Леонтии Васильевиче Дубельте. Ведь это именно я ходатайствовал, чтобы его приняли на службу в Жандармский корпус. А потом я взял его в свою канцелярию. Сейчас же я чувствую, что он метит на мое место. В то же время Леонтий Васильевич прекрасный служака, знает свое дело и за короткое время сумел создать сеть информаторов. Теперь мне, а соответственно и государю, хорошо известно, что происходит в Петербурге и губернских городах.

– Эх, Александр Христофорович, – сказал Сергеев, – это вам так кажется. Во-первых, нельзя до конца доверять человеку, который, по его собственному признанию, состоял сразу в трех масонских ложах, одна из которых, союз «Соединенных славян», являлась своего рода филиалом тайного общества декабристов. Я понимаю вас, Александр Христофорович, среди ваших друзей тоже были те, кто потом оказался под следствием по делу 14 декабря… Но вы, граф, заслужили доверие и уважение государя своим поведением в тот роковой день. А вот Леонтий Васильевич…

Ну, а во-вторых… Знаете, Александр Христофорович, чем вы отличаетесь от него, несмотря на то что фактически делаете одно и то же дело? Вы служите России и самодержцу не за страх, а за совесть, понимая, что работа сия, несмотря на ее внешнюю неприглядность, очень нужна и важна для государства нашего.

А вот Леонтий Васильевич в первую очередь видит в службе возможность что-то сделать для себя лично, служит не столько царю и империи, а своему тщеславию. Вспомните дело Пушкина… Точнее, историю с его дуэлью. Ведь Дубельт получил от вас и государя четкий приказ – всеми возможными средствами не допустить дуэли между Пушкиным и Дантесом. И что Дубельт – справился с переданным ему Высочайшим повелением? Как бы не так! Он, по его словам, всячески стараясь помешать той роковой дуэли, проявил между тем чудовищную халатность, и Пушкин – гордость нашей словесности, погиб.

И еще есть за господином Дубельтом грешок стяжательства. Именно сейчас начинается одна афера, о которой станет известно лишь через двенадцать лет. Я пока не буду о ней говорить – поймите меня правильно, Александр Христофорович, об этом первым должен узнать государь. Скажу только, что в ней будет замешан и Леонтий Васильевич. Так что господин Дубельт – личность, с моей точки зрения, вызывающая недоверие.

Бенкендорф хмуро кивнул.

– Виктор Иванович, я в общем-то думаю так же, как и вы, но мне хотелось лишний раз убедиться в своей правоте. Если даже вы, в своем двадцать первом веке придерживаетесь того же мнения, то тогда…