Александр Харников - В царствование императора Николая Павловича

– Как раз накануне встречи со мной, – вспомнил Николай. – Я собирался дать ему чин штабс-капитана и сделать флигель-адъютантом. По показаниям хозяина гостиницы, поручик был весел в этот вечер, старательно готовился к аудиенции со мной и даже что-то напевал.

Граф Перовский в своем письме сообщил, что поручик блестяще провел очень сложные переговоры с афганским эмиром и по всем статьям переиграл британского эмиссара в Кабуле Александра Бернса. Перовский также заявил, что он не верит в то, что Виткевич застрелился. К тому же из номера исчезли все бумаги, которые он привез из своей поездки в Кабул.

А вот господин Шумилин пишет, что к убийству – да-да, именно к убийству, а не самоубийству, как решило следствие – причастен Нессельроде. Британцы были обеспокоены удачными для России переговорами, которые провел в Кабуле Виткевич с эмиром Афганистана Дост-Мухаммедом. К тому же, как пишет господин Шумилин, Нессельроде интриговал против графа Перовского, который проводит самостоятельную политику в Средней Азии.

Гм… А ведь в своих бумагах господин Шумилин пишет, что неплохо было принять в их рыцарский орден и допустить к их секретам графа Перовского. Уж очень они о нем хорошо отзываются. Николай задумался. Он знал Василия Алексеевича давно. К тому же император не забывал, что Перовский был одним из посвященных в самую большую тайну империи.

«А интересно, – вдруг подумал Николай, – знают ли об этой тайне пришельцы из будущего? А что, вполне могут знать. Особенно милейший Александр Павлович… Порой мне кажется, что ему известно все на свете».

Император вздохнул, сложил бумаги в папку и спрятал ее в секретер, тщательно закрыв его ключом на два оборота.

«Надо будет лично о многом переговорить с Александром Павловичем, – подумал он. – Мне иногда бывает не по себе, когда он спокойно, словно о каких-то пустяках, рассказывает о том, что произошло со мной или моими близкими в их истории. Только одно успокаивает меня – то, что случится в нашей истории, может и не случиться, если будут приняты надлежащие меры».

В окно кабинета брызнули яркие лучи взошедшего солнца. Николай посмотрел на часы. Пора было выходить на прогулку с верным Гусаром. Маршрут был прежний – набережная и Летний сад. Император вспомнил, что именно там, в саду, неподалеку от домика Петра Великого он впервые встретил этих странных людей.

Неспешно шествуя по гранитным плитам Дворцовой набережной и небрежно кивая приветствующим его людям, Николай продолжал размышлять о том, как построить свои взаимоотношения с новыми знакомыми. Он видел, как они живут в своем не совсем понятном для него мире. Их трудно будет загнать в жесткие рамки, в каких живут его подданные. Но им можно верить.

Император неплохо разбирался в людях. Он видел, что пришельцы из будущего искренне хотят помочь России и не дать ему совершить многие роковые ошибки, которые со временем приведут к той проклятой Крымской войне, когда на страну ополчилась вся Европа. И этот собор на набережной Екатерининского канала…

Царь вздрогнул, словно его насквозь пронизал порыв холодного ветра с Невы. Верный Гусар, почувствовав, что хозяину не по себе, тявкнул и вопросительно посмотрел ему в глаза. Николай улыбнулся и, нагнувшись, погладил пуделя по голове.

Вот и Летний сад. Сторож у ворот, сняв с головы картуз, почтительно поклонился императору. Николай кивнул ему и пошел по дорожкам сада. Неожиданно шагавший рядом с ним Гусар весело залаял и помчался вперед. Царь увидел, что пудель подбежал к человеку, прогуливавшемуся по садовой дорожке, и стал прыгать вокруг него. Фигура этого человека показалась императору знакомой.

«Вот так встреча! – подумал Николай. – Господин Шумилин, оказывается, тоже любит утренние прогулки».

– Доброе утро, Александр Павлович, – приветливо произнес царь. – А я и не знал, что вы уже в нашем времени. Я полагал, что мы снова с вами встретимся только сегодня вечером.

– Утро доброе, ваше величество, – сказал Шумилин, приподнимая над головой цилиндр. – Я еще вчера вечером отправился в гости к князю Одоевскому. Захотелось посоветоваться кое о чем с Виктором Ивановичем. А гулять по утрам я действительно люблю. Хорошо думается на свежем воздухе, знаете ли…

– Да, это вы правильно говорите, – ответил царь. – А у меня, после ознакомления с некоторыми вашими бумагами, совсем сон пропал. И хочется не верить в то, что в них написано, и в то же время понимаю, что все это чистая правда… Скажите, Александр Павлович, неужели можно когда-нибудь вычистить эти авгиевы конюшни?

– Можно, ваше величество, – задумчиво покусывая сорванную травинку, ответил Шумилин, – только вы правы – предстоящая работа будет поистине титанической. Но, ваше величество, мы же с вами русские. А как говорил в свое время генералиссимус князь Суворов: «Мы русские, мы все одолеем!»

Николай улыбнулся.

– Мне приятно, Александр Павлович, что вы так думаете. Значит, будем чистить эти авгиевы конюшни вместе?

– Будем, ваше величество, – улыбнулся в ответ Шумилин. – А куда мы денемся, с подводной-то лодки…

Император улыбнулся – он уже знал, что такое подводная лодка. А потом неожиданно вновь стал серьезным.

– Александр Павлович, я давно хотел у вас спросить, да все как-то не решался. Скажите, – спросил он Шумилина, – известно ли вам, что произошло в ноябре 1825 года в Крыму? – И Николай пристально посмотрел в глаза человека из будущего.

– Ваше величество, – спокойно ответил Шумилин, – вы говорите о событиях, которые произошли той осенью в Георгиевском монастыре? Да, мне известно об этой, возможно, самой большой тайне дома Романовых.

Император на мгновение замер, услышав ответ Шумилина. А потом, усмехнувшись, заметил про себя: «А ведь правильно гласит Святое Писание: нет ничего тайного, что не стало бы явным».

Потом, посмотрев внимательно на своего собеседника, спросил:

– Но скажите, мне очень любопытно – откуда вам все стало известно?

Шумилин усмехнулся.

– Прежде всего, – сказал он, – надо сказать спасибо некоторым вашим приближенным, которые не умеют держать язык за зубами. Нет-нет, – успокоил он нахмурившегося Николая, – никто из них так прямо никому не рассказывал, что император Александр Первый устал от исполнения им обязанностей монарха и решил уйти в отставку. Но косвенных доказательств этого было достаточно.

– А каких именно? – поинтересовался Николай. – Как мне рассказывал граф де Витт, все было сделано приватно, и никто ничего не должен был знать. Кто же все-таки не смог сдержать данное им слово – сохранить все в тайне?

– Ну, допустим, кое-что стало известно из-за того, – сказал Шумилин, – что в семье Тарасова – личного доктора императора Александра Благословенного, и в семье графа Остен-Сакена ни разу не служили панихиду по якобы умершему императору. Ведь страшный грех – служить панихиду по еще живому человеку. И первая панихида была отслужена лишь в 1864 году, когда в далекой Сибири умер таинственный старец Федор Кузьмич.