Владислав Выставной - Кремль 2222. Кенигсберг

Книжник ожидал новых вопросов, но шепот не повторился – словно был обескуражен дерзостью незваного гостя. Зато раздался металлический скрежет, и впереди возникла тонкая вертикальная полоса света. «Внутренние ворота», – понял семинарист. Ватные от усталости ноги сами потащили его вперед, и камера испытаний сменилась странным туннелем из полупрозрачного материала вроде органического стекла или пленки, сквозь который и струился тусклый, равномерно распределенный по всей ее поверхности свет.

Гостя здесь уже ждали. Две фигуры в противогазах и жутковатых костюмах химической защиты жестами заставили его остановиться. Глухой голос скомандовал:

– Ни к чему не прикасаться!

– У вас что – зараза какая-то? – устало поинтересовался Книжник.

– Потенциальный источник заражения – вы сами. Следуйте за нами.

– В отстойник какой-нибудь поведете? – догадался семинарист. – Вроде карантина?

Обладатели противогазов переглянулись. Похоже, он попал в точку. Но ему было все равно: пусть хоть карантин, хоть звериная клетка. Сейчас хотелось только одного – спать. Он брел за этими странными фигурами, и ему казалось, что откуда-то доносится удивительная музыка, какой он никогда раньше не слышал. Наверное, уже начинались галлюцинации. Ну ничего, только бы принять горизонтальное положение – и черт с ними, с галлюцинациями. Пусть хоть ведьмы на его теле пляшут – он будет лишь сладко посапывать.

Очнулся он в небольшом светлом помещении. Гладкие белые стены и такой же белый потолок – все это сбивало с толку, не давая возможности сориентироваться во времени и пространстве.

Первой мыслью было тупое: «Где я?» Хлопая глазами, парень пытался понять, как могла настолько преобразиться его привычная семинарская келья? С постепенным прояснением сознания вернулись воспоминания о вчерашних событиях.

«Кенигсберг… Гавань… Собор… – проплывали в голове последовательные образы. – Сколько же я спал, а?»

Спал он, видимо, прилично, так как на щеке глубоко отпечатался след грубой циновки, постеленной на некоем подобии складной койки. Еще несколько таких коек стояли рядом, и Книжник с некоторым облегчением и радостью увидел на них спящих детей, которых они притащили с собой в это Логово. Зигфрида, Тридцать Третьего и Герцога здесь не было, но имелись три свободных койки – видимо, они проснулись раньше и куда-то ушли. В последнем Книжник не был уверен, так как вырубился, едва коснувшись щекой койки. Он даже понятия не имел, прошли ли его друзья странное испытание на вход в Логово и добрались ли до этой комнаты, выполнявшей, очевидно, роль карантинного изолятора. Нечто подобное было и в Кремле – правда, карантин применялся от случая к случаю, когда имелась реальная угроза внешнего заражения.

Книжник поднялся, огляделся, пытаясь отыскать источник мягкого света, ненавязчиво освещавшего комнату. Но тихо щелкнуло, и в ближайшей стене образовался прямоугольный проем двери, почти незаметной до этого. Парень даже не удивился, увидев в проеме фигуру в костюме химической защиты.

Его провели еще одним узким коридором. После чего гостю пришлось раздеться догола и пройти через настоящее «чистилище» – череду последовательных камер, где его мыли под напором ледяных водяных струй, обсыпали какими-то вонючими порошками и даже освещали неприятно въедливым светом, от которого в воздухе висел характерный запах озона.

Наконец он оказался в тесной «раздевалке», где на скамье его ждал аккуратно сложенный комплект одежды – простая рубаха и простые брюки из светлой ткани. Его собственная одежда исчезла.

– Эй, хозяева! – натягивая рубаху, позвал Книжник. – Мне бы куртку мою вернуть! Она мне дорога как память! Где сейчас такой камуфляж найдешь?

Ответа не последовало. Книжник потоптался на месте, соображая, где выход. Непривычно белый цвет резал глаза. В этом грязном мире такой ослепительный белый выглядит неестественно и даже немного пугает. Неспроста же у древних народов белый – символ смерти.

– А, черт!

Споткнувшись о что-то тяжелое и твердое, он едва не полетел на пол. Это оказался трофейный огнемет, брошенный прямо посреди этой белой «камеры». С шипением потирая ушибленное место, Книжник продолжал озираться.

– Эй! И что теперь? Я не пойму – это карантин или тюрьма?

Он осекся. Тихо отошла в сторону плотно подогнанная дверь. В проеме, в такой же, как у него, простой светлой «робе», стоял Герцог. Это неожиданное явление вызвало у Книжника настоящий восторг. Словно он боялся больше не увидеть здесь знакомых лиц – а одни лишь противогазные «морды».

– Надо же, и ты здесь! – воскликнул парень, невольно бросаясь к Герцогу с объятиями.

В последний момент, сконфузившись, он остановился перед уже старым знакомцем. Тот же рассмеялся и поманил за собой:

– А куда бы я делся? Давай за мной!

Книжник перешагнул порог этого белоснежного «чистилища». Как оказалось, это был шаг в другой, совершенно необычный мир.

Они двинулись запутанными коридорами, в которых Герцог отлично ориентировался. Что неудивительно – ведь он был хозяином этих мест – если это, конечно, подразумевало его прозвище.

– А Зиг где? Три-Три? – спросил Книжник, ежась от сквозняка, которым тянуло вдоль каменных стен.

– Да здесь они, здесь. Сам ведь знаешь – Зиг твой спит мало, Три-Три вообще почти машина…

– А что, у вас всех через карантин прогоняют? – спросил семинарист. – Вы действительно боитесь заразу подцепить? У вас что, эпидемии по округе гуляют?

– Да не в этом даже дело, – отозвался Герцог. – Сам скоро поймешь.

– Надеюсь, – Книжник пожал плечами. – Хотелось бы еще понять, в чем был смысл этого дурацкого испытания в воротах? Ни о чем особенном меня не спрашивали. Подозреваю, что и вас тоже.

– Дело не в вопросах и ответах, – туманно произнес Герцог. – Суть в том, способен ли ты принять то, что встретишь здесь. И стоит ли обитателям Логова показываться тебе на глаза и общаться с тобой.

– Подумаешь, какие вы тут нежные, – проворчал Книжник. Не столько от плохого настроения, сколько от голода, продолжавшего сводить желудок.

Он уже начинал думать, что все эти сложности с проникновением в родовое гнездо Герцога – не более чем ритуал, смысл которого давно забыт, как это часто бывает со старыми традициями. Ему и кремлевские ритуалы раньше нравились далеко не все, а некоторые он считал бессмысленными и даже глупыми. Правда, со временем пришло понимание простой истины: многократно повторяющиеся действия, несущие в себе к тому же сакральное значение, имеют огромный смысл для маленького общества, замкнутого в тесных стенах, окруженных агрессивной средой и врагами. Смысл этот – в сплочении людей, цементировании маленького общества, в создании прочной нити преемственности – из мрака прошлого в туманное будущее. Разумеется, через грязное, потное и злое настоящее.