Евгений Щепетнов - Звереныш

Запомнилось, как нож скрежетнул по ребрам, застрял, зажатый сдувшейся грудью убитого, и выскользнул из потной руки, торча в мертвом теле.

От второго безумца защищаться было уже нечем, если не считать того, что дал Адрусу Создатель – рук и ног.

Безумец с ходу сбил с ног ошалелого, испуганного Саргуса, навалился на него и стал терзать, рвать зубами шею парня, добираясь до кровяной жилы. Щенок так никогда и не узнал – что вело безумца, почему он так желал крови, почему в мозгу парня вдруг вспыхнула ненормальная, болезненная тяга к убийству, к запаху красной, липкой жидкости, почему исчезли все мысли, кроме одной – убить во что бы то ни стало!

Впрочем, а разве Звереныш не отличался от этого ненормального лишь тем, что не наслаждался вкусом крови? Он так же жаждал убить врага, так же терял контроль над собой в неистовом желании разорвать противника! Тогда чем он отличается от этого сумасшедшего?

Саргус едва не погиб. Пока Адрус, пытавшийся взять контроль над телом, мысленно рассуждал о своих ненормальных наклонностях, безумец уже выплевывал рваные куски кожи верещавшего, как свинья, парня. Только когда Щенок встретился взглядом с погибающим «напарником», опомнился и, дав волю Зверенышу, прыгнул на спину сумасшедшему. Схватив его за подбородок, загнул шею назад и выгибал до тех пор, пока та не сломалась, издав треск, будто кто-то ломал сухой хворост.

Глаза безумца еще моргали, удивленно глядя на своего убийцу, но тело двигаться не могло, обмякло и придавило Саргуса к земле.

Щенок прошел к первому убитому им парню, упершись ногой в его живот, выдернул застрявший клинок, размахнулся и со всей силы ударил им по шее лежащего будто топором или мечом.

Нож с чавканьем врубился в шею – острейшее лезвие с морозным узором на клинке легко перерубило ее до самого позвоночника. Еще удар – голова отделилась и покатилась под ноги третьему парню, который стоял над трупом убитого им человека.

Покончив с этим делом, Звереныш обошел загон и методично отрубил головы всем, кто хоть немного подавал признаки жизни. Он делал это так просто, так обыденно, как если бы потрошил рыбу, пойманную в отцовскую сеть, – он не раз занимался этим перед засолкой. Вот человеческие головы рубить ранее не приходилось.

Добив всех, кто шевелился, Звереныш вернулся к трупу первого убитого им человека. Нужно было добыть сердце.

Глухое чавканье! Нож вошел в предреберье, двинулся вниз, раздвигая еще теплую плоть, обнажая сизые петли кишок, похожих на огромных свившихся червей.

Адрус знал, где находится сердце, он не раз помогал отцу разделывать убитых зверей, и знал, как добраться до комка плоти, в котором, якобы, таятся любовь, страх, мужество и злоба.

По мнению мальчика, все это было преувеличением – ничего в этом куске мускулов не было, кроме загустевшей крови, вкусного мяса и пленок, застревавших в зубах. Все разговоры о любвеобильном, добром или злом сердце суть придумки бродячих певцов, развлекающих народ своими песнями, способ выжимания денег, и не более того.

Звереныш засучил рукав, сунул руку под ребра, добрался до сердца. Выдирать его было трудно, оно крепко сидело в теле и не хотело его покидать. Наконец все-таки удалось, и теплое, красное, упругое, устроилось в руке убийцы – полузверя, получеловека – с интересом разглядывающего этот кровавый «плод».

Дело было завершено. Можно выходить из загона.

Проходя мимо рыдающего Саргуса, Звереныш заметил, что тот так и не добыл сердце своего противника. Саргус сидел на земле, зажав истерзанную шею и, раскачиваясь, причитал, все время повторяя:

– Да что же это!? За что!? Ну за что?! Будь ты проклят, Создатель! Будь ты проклят! Мамочка моя! Мамочка! А-а-а-а! А-а-а-а!

Щенок подошел к Саргусу, с размаху пнул его в зад так, что парень едва не свалился на землю, и тихо прорычал, выдавливая слова сквозь зубы:

– Встал! Пошел! Делай, что тебе сказано, иначе сдохнешь! Встал, тварь! Ты рост! Ты должен выжить! Встал, ублюдок!

– Я не могу, миленький, Адрус, я не мо-гу! Пусть лучше убьют! Я больше не могу! Они же нелюди, ты не видишь?! Они нелюди! Нелюди! – Саргус опять зарыдал, захлебываясь слезами, горечью беды, но Щенок не дал ему снова увязнуть в отчаянии. Он сильно ударил парня по лицу.

– Встал, погань! Я не позволю им убить тебя! Они хотели сердце – будет им сердце!

Могучим ударом Звереныш рассек грудь лежавшего на земле безумца, который едва не растерзал Саргуса, царапая руку об осколки ребер, воткнул кулак в грудь убитого и одним движением вырвал сердце. Потом тряхнул ошеломленного Саргуса, сунул в его руку добытый «трофей», поднял с земли свой и, подталкивая перед собой новоиспеченного приятеля, пошел к выходу из загона.

Лаган стоял, задумчиво пожевывая палочку для чистки зубов. Он видел то, что происходило в загоне, и, честно сказать, увиденное его не удивило. Что-то подобное он и ожидал. Когда Щенок подошел к нему и бросил под ноги вырванное у «врага» сердце, Вожак не шевельнулся и лишь внимательно посмотрел в лицо парня, избегавшего встретиться взглядом со своим командиром.

Подошел и Саргус, несмело протягивая добытое не им сердце. Вожак кивнул, и второе сердце полетело к его ногам. Потом третье – Дегер все сделал как надо.

– Встань в строй, – кивнул Вожак, а когда Щенок дернулся, чтобы исполнить приказание, покачал головой. – Нет, не ты. Он!

Лаган показал на Дегера.

– Он – в строй, а вы двое – остаться здесь.

Вожак помолчал, равнодушно посмотрел на Саргуса, медленно и весомо сказал:

– Ты не выполнил то, что я тебе сказал. Ты ослушался меня. А ты, Щенок, сделал то, чего я тебе не приказывал. Ты тоже ослушался меня. Плеть!

Звеньевой подал плеть, и Лаган задумчиво помял ее в руках, будто проверяя, насколько крепка эта длинная, похожая на змею черная кожаная веревка, сплетенная из толстой воловьей кожи. Саргус сжался, ожидая удара, закрыл глаза, и только Щенок стоял молча, набычившись, исподлобья, с ненавистью следя за лицом командира.

Лаган слегка улыбнулся и вдруг подал плеть Саргусу.

– Бей Щенка! Накажи его! Я тебе приказываю! Двадцать ударов!

Саргус жалко улыбнулся разбитыми губами, растерянно пожал плечами и ударил, несильно, пытаясь сделать так, чтобы Адрусу было не очень больно.

И тогда Вожак рявкнул, яростно брызгая слюной, как настоящий волчий вожак рычит на членов своей стаи:

– Сильнее, тварь! Сильнее! Иначе я тебе уши обрежу! Член вырежу, мерзкое животное! Бей! Бей! Бей!

Саргус вздрогнул, втянул голову в плечи и сильно хлестнул Звереныша по спине, потом еще, еще, подвывая, захлебываясь рыданиями и уже не думая о том, что перед ним стоит тот, кто его спас, тот, кого он хотел считать своим другом. Он сбился со счету, и порол бы до тех пор, пока не забил бы Адруса до смерти, если бы не Вожак, остановивший экзекуцию: