Маркус Сэйки - Лучший мир

– Спасибо.

Итан поехал, куда указал солдат. Там в куче стояли несколько гражданских автомобилей и фура. Он остановил машину и заглушил двигатель. Поймав выразительный взгляд Эйми, сказал:

– Я не буду делать никаких глупостей. Просто хочу попробовать, – может, нас пропустят.

Эйми набрала в легкие воздух, задержала дыхание и со свистом выдохнула:

– О’кей. Держи себя в руках.

Он улыбнулся и поцеловал жену.

Ночь оказалась холоднее, чем он предполагал, его дыхание клубилось туманом. Импровизированный командный центр был освещен фарами и прожекторами на мачтах. Итан услышал спорящие голоса и пошел на них. Группа гражданских лиц объясняла что-то военному, застывшему неподвижно с непроницаемым выражением на лице. Рядом с ним стоял навытяжку солдат с винтовкой. За ними были видны машины, «хаммер», танк и – ничего себе – два вертолета, ощетинившихся оружием.

Подойдя, Итан услышал:

– …вы не понимаете, моей жене необходим инсулин, последнюю дозу она приняла сегодня утром, а без него она…

– …с грузом ждут завтра утром в Детройте…

– …нет ни тепла, ни еды, да проявите вы хоть немного…

Военный поднял руки в успокаивающем жесте и, когда все смолкли, сказал:

– Я понимаю вашу озабоченность. Но я получил четкий приказ. Никто не может проехать за этот блокпост. Для тех из вас, у кого медицинские проблемы, у нас есть амбулатория. Что касается больниц, то они в Кливленде работают. Всем остальным я могу сказать, что предпринимаются все усилия для поставки продовольствия и восстановления подачи электричества.

– Вы можете нам сказать, что происходит? – спросил Итан.

Офицер смерил его быстрым оценочным взглядом и ответил:

– ДАР считает, что здесь находятся главари «Детей Дарвина». Отправлены группы для их захвата. Наша задача состоит в том, чтобы не пропускать никого. И к сожалению, это означает, что никто не может покинуть Кливленд.

– Это какое-то безумие, – сказал парень с бородкой, стоявший рядом с Итаном. – Вы запираете целый город, чтобы поймать двух-трех террористов? В этом нет никакого смысла.

– Послушай, приятель, – вышел вперед крепкий человек в бейсболке, – я водитель фуры. Мало того что нас сжигают живьем, так еще если я не доставлю груз вовремя в Детройт, то вообще не получу ни шиша. Я не допущу этого. Так как насчет того, чтобы меня пропустить?

– Никто не проедет через блокпост.

– Нет, ты послушай меня…

– Сэр!

Военные и полицейские могли говорить «сэр» с интонацией, подразумевающей: «Еще слово – и тебе несдобровать». Голос у них звучал, как натянутая струна.

– Сэр! Немедленно возвращайтесь в вашу машину.

«Это пустая трата времени», – подумал Итан.

Он собирался уходить, когда человек в бейсболке схватил офицера за руку.

«Нет, не делай этого, будет только хуже…»

В глазах офицера, казалось, сверкнули прожектора. А солдат шагнул вперед и ударил дальнобойщика прикладом в лицо.

Звук раздался такой, будто яйцо уронили на асфальт. Человек рухнул на землю.

Итан увидел на «хаммере» за двумя военными какое-то движение.

Крупнокалиберный пулемет развернулся и взял бунтовщиков на прицел. До машины было метров шесть, но и с такого расстояния диаметр ствола выглядел настолько большим, что казалось – в него можно залезть.

Итан уставился на человека за пулеметом. Он был привлекателен, как бывают привлекательны блондины. Щеки его разрумянились под шлемом, руки в перчатках на оружии, палец на спусковом крючке. Ему, казалось, было не больше восемнадцати, на лице испуганное выражение.

Что происходило? Как и когда ситуация приняла этот странный поворот? Как они оказались в мире, где в продовольственных магазинах нет продуктов, где терроризм – это совсем не то, что происходит с кем-то другим? В мире, где твоя жизнь подвешена на такой тонкой ниточке, как страх в сердце восемнадцатилетнего мальчишки.

Гражданские, казалось, замерли. Дальнобойщик на земле произвел какой-то хлюпающий звук.

Итан медленно поднял руки и начал отступать, не сводя глаз с солдата за пулеметом. Один шаг, второй. Он отделился от группы, развернулся и пошел к «хонде», где его ждали жена и дочь.

– Ну что там? – спросила Эйми, и по ее взгляду он понял, что́ она почувствовала, увидев выражение его лица. – Что? Что случилось?

– Ничего, – сказал он и завел машину. – Мы возвращаемся.

Вот несколько соображений о свободе. Свобода – это не диван.

Это не телевизор, не машина и не дом.

Свободой нельзя владеть. Свободу нельзя отложить на потом. Свободу нельзя рефинансировать.

Свобода – это то, за что нужно сражаться каждый день. Природа свободы жидкостная, она, как вода в дырявом ведре, склонна утекать.

Если не принимать никаких мер, то отверстия, через которые она вытекает, увеличиваются. Когда политики ограничивают наши права, чтобы «защитить нас», мы теряем свободу. Когда военные отказываются раскрывать факты, мы теряем свободу. Хуже всего, когда страх становится частью наших жизней, мы добровольно поступаемся своей свободой за обещание безопасности, словно свобода не является первоосновой безопасности.

Есть знаменитое стихотворение о беспечности германского народа при нацистах, сегодня оно могло бы прозвучать так:

Сначала они пришли за революционерами,

но я промолчал, потому что я не революционер.

Потом они пришли за интеллектуалами,

но я промолчал, потому что я не интеллектуал.

Потом они пришли за первым уровнем,

но я промолчал, потому что я не первый уровень.

Потом они пришли вообще за сверходаренными,

но я промолчал, потому что я не сверходаренный.

Потом они пришли за мной,

но уже не осталось никого, кто мог бы заступиться за меня.

Снаружи это место не производило особого впечатления. Но Шеннон из собственного опыта знала, что по-настоящему ужасные места никогда такими не кажутся.

Первое, что она увидела, была низкая гранитная стена с табличкой «Департамент анализа и реагирования». За нею плотная полоса деревьев скрывала от постороннего взгляда территорию Департамента. Шеннон включила мигалку, дождалась просвета в потоке машин и направила седан к будке охраны. Стоял яркий осенний день, и два человека в черных бронежилетах в сочетании с голубым безоблачным небом казались инопланетянами. Двигались они согласованно – один подошел к машине со стороны водителя, а другой двинулся вокруг нее. У обоих на груди висели автоматы.

Шеннон опустила стекло, принялась копаться в сумочке. Удостоверение, потертое и выцветшее, представляло ее старшим аналитиком, изображение на фотографии выглядело на несколько лет моложе оригинала.