Мэри Лю - Победитель

Дэй так сильно сжимает костыли, что белеют костяшки пальцев. Я хорошо его знаю – наверняка он уже не раз успел пособачиться с медиками, пытаясь пробиться к Тесс, или кричал на них, требовал, чтобы оставили ее в покое. Вероятно, сейчас он думает об Идене, о его фиолетовых полуслепых глазах, и тут неистребимая ненависть к прежней Республике переполняет меня. В лаборатории работал мой отец. Он попытался было уйти, когда узнал, чем на самом деле они занимаются: экспериментируют с разновидностями доморощенной лос-анджелесской чумы, но в результате расстался с жизнью. Неужели наша страна изменилась? Сможет ли когда-нибудь Республика исправить свою репутацию в глазах окружающего мира… или Колоний.

– Она пыталась спасти Франки, – шепчет Дэй, не отрывая глаз от Тесс. – Та успела укрыться в Щите за несколько секунд до нас. Я думал, Томас убьет Тесс. Но вероятно, она уже была обречена.

– Томас? – шепчу я.

– Томас мертв. Я увидел его, когда мы с Паскао возвращались к стене, – он один вышел против солдат Колоний. Он стрелял, пока его не убили выстрелом в голову.

На последних словах Дэй морщится.

Томас мертв.

Я моргаю, внезапно впадая в оцепенение. Почему это известие так потрясает меня? Офицер, заколовший моего брата, застреливший мать Дэя… убит. Конечно, он не мог умереть иначе – только до последнего вздоха защищая Республику, непоколебимый в своей фанатичной преданности государству, уже отвернувшемуся от него. Я понимаю, почему гибель Томаса произвела такое впечатление на Дэя: убит выстрелом в голову. Эта новость опустошает меня, лишает последних сил, вводит в ступор. Мои плечи опускаются.

– Пусть лучше так, – шепчу я, проглатывая комок в горле.

Я снова вижу Метиаса и сцены, о которых рассказывал Томас в день перед казнью. Но заставляю себя вернуться мыслями к Тесс. Она жива, она сейчас важнее.

– Тесс поправится. – Мои слова звучат неубедительно. – Просто нужно найти лекарство.

Лаборант за стеклянной стеной вводит длинную иглу в правую руку Тесс, потом в левую. Она сдавленно рыдает. Дэй отрывает от нее взгляд, перехватывает костыли и идет к выходу. Он шепчет мне: «Сегодня вечером».

Дэй ковыляет по коридору, а я молча провожаю его взглядом. Анден вздыхает, печально смотрит на Тесс, подходит к лаборантам.

– Вы уверены, что Дэй не болен? – спрашивает он.

Женщина, которая рассказывала нам про вирус, подтверждает слова Дэя, и Анден одобрительно кивает.

– Пусть все наши военные немедленно пройдут повторную проверку. – Он поворачивается к одному из сенаторов. – Я немедленно отправлю послание канцлеру Колоний и президенту корпорации «Дескон». Посмотрим, поможет ли нам дипломатия.

Затем Анден устремляет долгий взгляд на меня:

– Знаю, я не вправе просить вас. Но если вам хватит мужества поговорить с Дэем о его брате, я буду вам благодарен. Вдруг у нас что-нибудь получится с Антарктидой.

19:30

Рубиновый сектор.

73° Фаренгейта

Высотка, в которой я получила квартиру, находится в нескольких кварталах от дома, где обитали мы с Метиасом. Подъезжая к зданию, я ищу глазами дом, в котором жила. Даже Рубиновый сектор оплетен лентами, огораживающими площадки для беженцев; вдоль улиц стоят военные. Интересно, где остановился Анден среди всеобщего хаоса? Возможно, где-то в секторе Баталла. Сегодня он наверняка поздно ляжет спать. Перед самым отъездом из госпиталя он отвел меня в сторону. Его глаза машинально нашли мои губы, потом снова поймали мой взгляд. Я поняла: он вспоминает то наше общее мгновение в Росс-Сити, а также слова, сказанные после: «Знаю, вы питаете нежные чувства к Дэю».

После неловкой паузы Анден сказал:

– Джун, завтра утром мы встречаемся с сенаторами для обсуждения дальнейших шагов. Сообщаю вам заблаговременно: на совещании каждый принцепс-элект выступит с обращением к сенату. Это даст вам возможность понять, что бы делали вы на месте принцепса. Знайте, дебаты могут последовать весьма жаркие. – Он улыбнулся. – Война привела нас на край пропасти… мягко говоря.

Я хотела ответить, что предпочла бы отсидеться дома. Еще одно утро в сенате, четыре часа тягомотины – сорок говорящих голов стараются перетрещать друг друга в попытке либо перетащить Андена на свою сторону, либо оконфузить его перед лицом остальных. Мариана и Серж наверняка будут спорить до хрипоты, доказывая, что каждый из них лучший кандидат в принцепсы. Одна только мысль о предстоящем заседании лишает меня последних сил. Но в то же время мне больно думать о том, что он останется совсем один с людьми холодными и чужими. Поэтому я улыбнулась и согласно кивнула, как примерный принцепс-элект:

– Я буду.

Джип довозит меня до назначенного дома, останавливается, и я вытесняю воспоминание из головы. Выхожу вместе с Олли, провожаю машину взглядом, пока она не исчезает за углом, и направляюсь в высотку.

После заселения я собиралась заглянуть к Дэю, узнать, что он имел в виду, когда сказал: «Сегодня вечером». Но, добравшись до своего коридора, понимаю: ехать к Дэю мне не придется.

Он сидит, прислонившись к стене у моей двери, рассеянно курит электронную сигарету. Костыли лежат рядом. Он не двигается, но даже в позе угадывается его истинное «я» – дикое, беззаботное, непокорное, – и я на мгновение возвращаюсь к тому дню, когда впервые увидела Дэя на улице, его пронзительные голубые глаза, его удивительную подвижность, непослушные светлые волосы. Этот образ из прошлого так мил, что глаза увлажняются. Я делаю глубокий вдох, глотая слезы.

Увидев меня в конце коридора, Дэй тяжело поднимается на ноги:

– Джун…

Олли бросается к Дэю, тот гладит пса по голове. Вид у Дэя изможденный, но он все же криво, чтобы не сказать грустно, мне улыбается. Он стоит без костылей, и его слегка покачивает. В глазах Дэя плещется боль – я знаю, виной тому то, что мы оба видели в лаборатории.

– По выражению твоего лица рискну предположить: Антарктида нам помогать не собирается.

Я качаю головой, отпираю дверь и приглашаю его войти:

– Не совсем так.

Мои глаза инстинктивно обшаривают комнату, фиксируя планировку. Все здесь очень напоминает уют моего прежнего жилища.

– Они сообщили о чуме в ООН и собираются заблокировать наши порты. Ни экспорта, ни импорта – ни помощи, ни поставок. Мы теперь все под карантином. Обещают помочь только после того, как мы докажем существование сыворотки, или если Анден отдаст им часть нашей территории в качестве платы. Иначе войска не пришлют. Одно я знаю точно: они крайне внимательно следят за развитием событий.

Дэй молчит. Он идет на балкон, опирается на перила. Я ставлю еду и воду для Олли, после чего присоединяюсь к Дэю. Солнце уже зашло, и низкие тучи закрывают от нас небосвод, окрашивают все вокруг в серо-черные тона. Видя, как тяжело налегает Дэй на ограждение, я хочу спросить, как он себя чувствует. Но, судя по выражению его лица, ему неприятно говорить об этом.