Константин Кривчиков - Кремль 2222. Тобольск

Жизнь одного человека ничто по сравнению с жизнью всей общины.

Он не помнил, чьи это слова. Но чувствовал, что они имеют очень важное значение. Огромное значение. Именно сейчас.

Тот, кто отдает жизнь за других – живет вечно в их сердцах. Запомни это.

Он запомнил. А остальное не имело никакого значения. Никакого. Он сделал выбор.

Девушка всхлипнула.

– Почему ты плачешь, Рузанна? – прошептал Сновид. – Мы будем жить вечно… вот увидишь… любимая…

Последнее, что он разглядел, проваливаясь в черную бездонную яму, была отвратительная морда нелюди …

– Что с ним? – встревоженно спросила хайна Нур.

– Думаю, потерял сознание, – сказал Жабо. Он стоял рядом с хайной и задумчиво смотрел на распростертое тело Сновида.

– Он не умер?

– Нет. Этот хомо… слишком живуч.

Хайна нагнулась над Павлом, пристально вглядываясь в лицо.

– Хм… А они не так уж отличаются от на… – она оборвала себя на полуслове. – Ты уверен, что он принял тебя за Рузанну, Жабо?

– Ты же все слышала, хайна Нур.

– Да, слышала… До сих пор не могу поверить. Похоже, что ты и вправду большой мастер.

– Разумеется. Но, честно говоря, без снадобья я бы не справился. Это оно ввело хомо в состояние, когда он перестал ощущать реальность. Мне оставалось лишь нащупать в его сознании самые яркие образы. И воссоздать их.

– Ты нащупал образ его девушки. И внушил ему, что она находится перед ним. Так?

– Именно так, – подтвердил шам.

– Нет, ты все-таки мастер. И заслужил свое вознаграждение.

– Ты тоже очень умна, хайна Нур, – проявил галантность Жабо. – Именно ты заметила, что хомо фанатично влюблен в свою девушку. А это значит, что ее образ расположен на поверхности его сознания. Оставалось лишь расслоить сознание с помощью снадобья. А затем я проник в него и создал галлюцинацию.

Хайна помолчала.

– Жаль, Жабо, что нельзя его допросить в таком состоянии. Тогда бы мы наверняка узнали всю правду.

– Да, нельзя. Для того, чтобы кто-то сказал правду, он должен осознавать реальность. То есть, отличать правду ото лжи. Иначе он наговорит черте что. Снадобье помогает создать иллюзию. И в то же время затеняет истинные смыслы. Увы, невозможно осознавать истинные намерения, погрузившись в иллюзии. Это несовместимо.

Но ты зря беспокоишься, хайна Нур. Этот хомо не побоялся рискнуть своей любимой девушкой. Точнее, он вообще не считает, что ей что-то угрожает. Иначе бы он испугался за нее. Слишком сильно он ее любит.

– Хочешь сказать – он бы признался в обмане, чтобы спасти Рузанну?

– Не сомневаюсь в этом, – сказал шам. – Он не в состоянии пожертвовать ею ради еще кого-то. Тем более, ради абстрактной идеи. Это же хомо, хайна Нур. Влюбился в самку – и потерял голову. Не удивлюсь, если ради нее он пойдет на смерть.

– На смерть ради любимой, – задумчиво произнесла хайна.

– Ну да, любимой самки. Рисковать жизнью из-за самки? Ха! Я же говорю – примитивно мыслящие существа. Мутанты, одним словом.

Закончив фразу, шам скривил безгубый рот и смачно плюнул на палубу. Хайна вскинула голову:

– Не много ли ты себе позволяешь… – она споткнулась, подбирая выражение. И продолжила: – Хмырь болотный. Думаешь, нашим матросам делать нечего, как твои сопли вылизывать? Немедленно убери, хоммучий потрох!

– Виноват, божественная хайна, – залебезил шам. – Ошибся, исправлю.

Он изогнулся буквой зю и вытер плевок рукавом свитера.

– Теперь чисто, божественная хайна? И, кстати, как насчет пытки иголками? Я могу сбегать за своим комплектом. Правда, этот хомо теперь не скоро очнется. А, что скажешь…

Но хайна уже плыла над палубой в направлении кормы, быстро перебирая ногами. На лице у нее… Впрочем, ее лицо скрывала маска.

Павел очнулся под утро. Он лежал на палубе головой на запад, около фальшборта. Над ним темнело небо. Местами его затягивали облака, но кое-где проблескивали маячки далеких звезд. И на востоке уже серело. Поэтому на палубе было относительно светло, тем более, что горели факелы.

Один из них, воткнутый в подставку, трепетал на легком ветерке в трех-четырех метрах от Сновида – на баке, рядом с пушкой. Там сидел гао в бушлате и клевал носом. Когда Павел зашевелился и, кажется, застонал, гао встрепенулся и посмотрел в его сторону. Но тут же снова погрузился в дрему.

У Павла сильно болела голова. И хотелось пить. Он ничего не помнил. Последнее, что запомнилось, была как раз кружка с водой. Он вспомнил о кружке и заволновался. Когда он ел, еще даже толком не темнело. Так сколько же сейчас времени? Неужели он проспал до утра? Но как подобное могло случиться?

И, кроме того, если скоро рассвет, то почему он здесь? Рано утром, перед рассветом, должна начаться операция. А это значит, что он сейчас должен находиться у транспортного биоробота. Или уже спускаться в канализационный коллектор, ведя кешайнов в ловушку. Мутанты, что, решили не проводить операцию? Или…

При мысли об этом «или» у Сновида похолодело внизу живота. Неужели «ящеры» собрались идти через тоннель без него? Но тогда…

Строго говоря, мутантам он для проведения диверсии не нужен. О том, где находится спуск в коллектор, «ящеры» знают. По плану там их встретит Бортник – «помощник» Ермила. Вот «горный» там действительно необходим.

И все-таки Павел рассчитывал на то, что диверсионный отряд кешайнов захватит его с собой. Хотя бы для надежности. Мол, если что не так, убьем предателя на месте. Но «ящеры», видимо, оказались хитрее.

Теперь он практически обречен. В тоннеле он бы от них сбежал – этот вариант они хорошо продумали с Вороном и Бортником. Но теперь он в безвыходном положении. Едва мутанты поймут, что их диверсионный отряд угодил в засаду, ему конец.

И вряд ли шайны позволят ему быстро умереть. Отдадут на расправу голодным нео? Может, и отдадут, если не придумают чего изощренней.

Сновид поерзал, проверяя крепость пут. Нет, веревки мутанты стянули на совесть. Это означает, что он в беспомощном состоянии. Короче говоря, в заднице. Самой что ни на есть хоммучей. Хотя в заднице у нео, наверное, ничем не лучше…

Он едва не заплакал от злости. И вдруг услышал шепот. Он доносился из клюза – отверстия в фальшборте, куда выпускался якорный канат.

– Павел, это я, Зюб. Только тихо. Слышишь меня?

Зюб?! Родной! Павел чуть не вскрикнул от радости, услышав знакомый голосок. И прошептал в ответ:

– Слышу. Ты где?

– Залез по канату.

– Как ты меня наш… – начал Сновид и тут же, сообразив, оборвал шепот. Однако поздно – ехидный спир уже захихикал в ответ. – Хватит ржать, умник. Что делать будем?

– Не знаю, – спир шептал почти в ухо Павлу, потому что тот лежал у самого клюза. – Я не могу разрезать тебе веревки – слишком светло. А операция уже началась.