Ринат Таштабанов - Обратный отсчет

– Сергей!

Женский крик лезвием ножа пронзает слой воды. Мальчишка чувствует, как чья-то рука хватает его за плечо и начинает тянуть вверх. Сухов с трудом разлепляет веки и сквозь грязную муть видит, что на него с укоризной смотрят ослепительно синие глаза женщины лет пятидесяти.

– Борись! – кричит она ему. – Не время сдаваться! Не для того я тебя столько перла, чтобы ты сейчас сдох! Дыши! – пацан чувствует сильный удар по груди. – Дыши, мать твою! – хлесткий удар по щекам. – Борись, пацан, ты должен жить, должен…

Сухов выныривает, откашливается, в легкие врывается воздух. Мальчишка оглядывается, примечает недалеко от себя берег, плывет к нему. Выползает и в изнеможении валится в раскисшую грязь. Переворачивается на спину и внезапно осознает, что не может пошевелиться. Руки и ноги словно налиты свинцом. Перед глазами – кромешная тьма.

«Что за чертовщина со мной творится? – думает Сергей. – Ни хрена не видно. Я брежу? Это сон или я уже умер?»

Вопросы без ответов терзают мозг. Мальчишка пытается оглядеться. Виски пронзает острая боль, и тьма быстро рассеивается. Сергей к своему ужасу понимает, что он находится в каком-то странном месте, напоминающем склеп.

Сергей чуть приподнимает голову и видит, что он лежит на столе, прикрытый старым залатанным одеялом. Руки и ноги связаны. Во рту ощущается тошнотворный солоноватый привкус. Все тело болит, кости ломит, словно его пропустили через мясорубку.

«Где я? Что со мной? – мысли роятся в голове пацана, как стая потревоженного воронья. – Но если я сдох, то почему мне так больно? А что… если она отрезала мне ногу?..» – догадка молнией пронзает разум Сергея. Он с хрустом в позвонках поднимает голову, переводит взгляд вниз. Шевелит ступнями. Облегченно вздыхает: обе ноги на месте.

Сухов озирается. Различает, что с одной стороны в паре метров от него высится стена с небольшими заколоченными окошками, а с другой находится круглый столик, уставленный стеклянными баночками и медицинскими бутылочками.

В этот момент у пацана резко обостряется обоняние, словно кто-то повернул невидимый рубильник. В нос мальчишки ударяет запах плесени и сырости, к которому примешивается едва различимый букет химических запахов.

В этот момент до Сергея доходит, что в прямоугольном помещении не горят лампы, а дневной свет не пробивается сквозь щели в окнах. Ощущение у Сергея такое, словно все в помещении окрашено в серые цвета. Мальчишка даже не совсем различает предметы вокруг себя, скорее, видит их контуры, подернутые сумраком, а мозг сам дорисовывает нужные образы.

Сухов продолжает осматриваться, пытаясь, как в калейдоскопе, собрать разрозненные образы воедино. Пацан до рези напрягает глаза и едва не орет от боли. Ощущение такое, что ему в затылок вогнали остро отточенную иглу. Боль пульсирует, расплавленным свинцом разливается внутри черепа, давит на глаза. Сергею страшно. Мальчишка громко стонет, дергается.

Не в силах терпеть невыносимую боль, Сергей хочет разорвать путы, вскочить, разбежаться, разбить голову о бетонную стену этого проклятого подвала, где он, похоже, обречен сгнить заживо.

До обостренного слуха мальчишки доносится скрип. Он поворачивает голову. Дверь открывается, и на пороге появляется человеческая фигура.

– Сергей! – слышит пацан знакомый голос.

– Эльза? – едва шевеля губами, спрашивает мальчишка.

– Успокойся, – ласково говорит женщина, включая фонарь. – Ты в безопасности.

– Свет! – внезапно орет пацан. – Выключи фонарь, жжет глаза!

Эльза на мгновение замирает, удивленно смотрит на мальчишку и щелкает кнопкой. В помещении воцаряется сумрак. Если бы не тусклый свет, пробивающийся из коридора, то можно было бы сказать, что в помещении воцарилась тьма, в которой, тем не менее, Сергей может отлично видеть.

– Рабочих светодиодов всего ничего осталось, и аккумулятор садится, – недоумевает Эльза. – Тебе больно от света?

– Да, – стонет Сухов. – И голова… голова раскалывается, и глаза болят, точно здесь солнце зажглось.

– Странно, – женщина пожимает плечами. – Тогда я просто дверь не буду закрывать, а то здесь сам черт ногу сломит, хорошо? – она спускается по ступенькам. – Ничего, голову я тебе быстро поправлю.

– Уколешь чем? С того столика? – Сергей скашивает глаза в сторону.

– Унюхал, что лекарствами пахнет? – ухмыляется Эльза.

– Еще и увидел, – отвечает мальчишка.

– Когда это ты успел? Ты же глаза закрыл, когда я фонарь включила?

– Успел, пока в темноте лежал, – поясняет Сергей. – Думал, подох уже…

– Врешь, – обрывает его Эльза. – Как ты мог что-то увидеть в полной темноте?

– А вот и увидел! – огрызается Сергей. – Коли давай, пока я не сдох от боли!

– Раз не умер тогда, значит, не умрешь и сейчас, – бурчит женщина. – Хотя, если честно, я думала, ты загнулся.

С этими словами Эльза подходит к столику, берет с металлического подноса стеклянный пузырек и шприц. Наполняет его.

– Сейчас тебе полегчает, – кивает она мальчишке.

– Опять промедол?

Эльза мотает головой.

– Нет, моя собственная волшебная смесь – «троечка»: но-шпа, анальгин и димедрол. – Женщина делает укол в плечо Сухова. – Должно помочь. Если не отпустит минут через тридцать, вкачу тебе кетанов. Так что, боец, еще есть чем закинуться, – женщина улыбается. – Не помрешь.

– А мне показалось, что я уже того… откинулся, – признается Сергей. – Такая муть первый раз в жизни приснилась. Словно я в дурке побывал… А главное, все так реально выглядело. Я тебя видел, ты меня будто из воды вытаскивала, еще черти всякие, демоны, голоса… Вроде и страшно, а вроде и нет. Свихнуться можно.

– Эх, не хотела говорить тебе, ну да ладно, – женщина внимательно смотрит мальчишке в глаза. – У тебя лучевуха началась, и еще заражение крови после укусов.

Эльза подходит к мальчишке и развязывает веревки.

– Это чтобы ты со стола не свалился, а то буйный оказался, все время встать порывался и орал как резаный. – Женщина вздыхает. – Ты неделю так пролежал… А ну, проведи рукой по голове.

– Зачем это? – испуганно спрашивает мальчишка.

– Проведи, проведи, – настаивает Эльза. – Сам все поймешь.

– Ладно…

Сергей с трудом поднимает тяжелую руку и ведет ею по голове, чувствуя ладонью и подушечками пальцев гладкую, без единого признака растительности кожу. Конечно, жизнь в Убежище не располагает к наличию буйной шевелюры. Все, даже большая часть женщин, бреют голову налысо. Но сейчас у пацана возникло такое ощущение, что волос у него не было отродясь.

– Непривычно, да? – Эльза улыбается, глядя на недоумевающего мальчишку. – Это расплата за лучевуху. Волосы у тебя все выпали, подчистую. И расти, думаю, больше не будут.