Алексей Евтушенко - Бой на вылет

Я поднимаю руку, обозначая свое местонахождение, она улыбается, благодарно кивает Стасу и легкой походкой направляется к моему столику.

Наша курьерская неофициальная форма — кожаная коричневая приталенная куртка, синие плотные джинсы и кроссовки — сидит на ней, как влитая, и я невольно любуюсь ее и на самом деле ладной фигуркой. А с учетом того, что грудь у моего стажера, кажется, размером уж точно не меньше третьего, то…

— Здравствуйте, — говорит она чуть глуховатым, но приятным голосом, неожиданно оказываясь совсем рядом. — Я ищу Сергея Григорьева. И бармен сказал мне, что это вы.

— Бармен вам не соврал, — отвечаю по возможности благосклонно. — Сергей Григорьев — это я. А вы…

— Ирина Родина, — представляется она. — Ваш стажер.

— Как, извини?

— Родина. Ударение на первом слоге. Такая у меня фамилия. А зовут Ирина. Вас что-то не устраивает?

— Нет, что ты. Все замечательно. Родина, значит. Ирина. Мой стажер. Очень хорошо. Приблизительно так мне тебя и описывали. Присаживайся, Ирина, в ногах правды нет. Ужин, кофе, сок?

— Спасибо, я не голодна. Но от кофе не окажусь.

Я делаю знак Любе, привлекая ее внимание, подымаю чашку с кофе и показываю один палец. Люба согласно наклоняет голову. Ирина чуть медлит, но все же садится, предварительно скидывая с плеча на пол дорожную сумку.

— Это твои вещи? — спрашиваю.

— Да.

— Документы с собой?

— Разумеется.

— Покажи.

Она расстегивает замок на куртке (так, а лифчика-то наш стажер, оказывается, не носит…), лезет во внутренний карман и протягивает мне удостоверение личности и предписание.

Небрежно просматриваю и возвращаю.

— Все в порядке. Кстати, это ничего, что я к тебе на «ты»?

— Ничего. Вы старше и опытней — это естественно.

— Только не обижайся.

— Да я вовсе не обиделась. С чего вы взяли?

— Мне так показалось. Вообще, старайся как можно реже на меня обижаться. Даже, если тебе покажется, что я достоин твоей обиды.

— Почему?

— Потому что это совершено непродуктивно. Будет все равно по-моему, а ты на этом потеряешь массу нервных клеток.

— Это совет? — она чуть приподнимает вверх черные, изящно очерченные брови.

— Причем добрый, — уточняю. — Приказать в данном случае я, как ты понимаешь, не могу.

Она явно хочет что-то сказать в ответ, но тут Люба приносит кофе.

— Спасибо, Любочка, — я чуть касаюсь руки официантки. — И принеси счет, пожалуйста. Мы скоро уходим.

— Хорошо, — Люба бросает на моего стажера красноречивый взгляд, картинно изгибает левую бровь и удаляется, покачивая бедрами.

Пью кофе и смотрю ей вслед. Все-таки потрясающая задница у этой женщины. В двадцатом веке была такая американская киноактриса — Мерилин Монро (я видел один классный фильм с ее участием). Так вот у нее, возможно, задница была лучше. Совсем чуть-чуть.

— Я вижу, вы тут всех знаете, — невинно замечает Ирина.

— Не всех, — я ставлю пустую чашку на блюдце. — Но многих. Это естественно. «Скороход» — наше кафе. Курьеров и пилотов грузовиков. Или ты не знала?

— Знала. Но бывала здесь редко.

— Понятно, — мне хочется немного ее успокоить. — Ничего, еще надоест.

— Спасибо, — Ирина смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую, что в последующие две недели мне и на самом деле придется нелегко.

Административный контроль, таможенный контроль, бактериологический контроль… Хорошо еще, что все действия, как с нашей так и с контролирующих сторон доведены до автоматизма, и ровно в восемнадцать часов и сорок минут робот-автокар лихо подруливает к моему кораблику типа «Гермес-8М» (бортовой номер К- 15, неофициальное имя «Стриж») и тормозит напротив входного люка.

— Мы прибыли, — сообщает нам стандартно-жизнерадостный голос робота. — Не забывайте свои вещи в салоне и багажнике. Счастливого пути!

— И тебе того же, — бормочу я, откатываю в сторону дверцу, ступаю на керамлитовые плиты космодрома и делаю глубокий вдох.

Я люблю эти минуты. На взлетном поле всегда, даже в саму тихую погоду, есть ветерок. Летом он доносит сюда запах леса и окрестных лугов, зимой — морозного или влажного снега, осенью — умирающих листьев, весной — лопнувших почек и только что оттаявшей земли. Но в любое время года здесь пахнет также и ракетным горючим, смазкой, озоном, металлопластом и… космической далью. Именно далью, а не простором. Потому что слово «простор» для космоса, даже ближнего, не подходит. Слишком оно маленькое. А вот «даль» — то, что надо. Не смотря на всю его потрепанность и стертость от длительного употребления. Да, космической далью, если где и пахнет, то именно здесь — на взлетном поле космодрома. И те, кто хоть раз в эту самую даль залетал, поймет, о чем я говорю.

За двадцать минут до старта, мы полностью к нему готовы. Перед этим я успеваю ознакомить Ирину со «Стрижом: показываю ее каюту — каморку метр семьдесят на два десять, где только и помещается стандартная койка, рабочий стол с терминалом бортового компьютера, стул-кресло и встроенный шкаф для одежды и личных вещей; санитарно-гигиенический блок; камбуз, рубку управления; свою каюту; трюм и двигательный отсек. Впрочем, все это чистая формальность — уж кто-кто, а человек, окончивший Курьерскую Школу, знает устройство корабля „Гермес-8М“, используемого КСЗ, досконально.

За пятнадцать минут до старта мы уже сидим в рубке управления и еще раз проверяем все системы корабля. Точнее, проверяю, разумеется, я, а Ирина лишь дублирует мои действия. Так и положено по инструкции — стажер должен обрести необходимый практический навык, чтобы впоследствии мог работать самостоятельно.

И вот — старт. Земля проваливается вниз, и на обзорном экране перед нами распахивается чистое небо…

Еще какую-то сотню лет назад для того, чтобы оторваться от планеты и выйти на околоземную орбиту, требовалось затратить море энергии и сжечь при этом озеро горючего. Но с тех пор, как был изобретен гравигенератор, позволяющий компенсировать силу притяжения Земли-матушки почти в ноль, проблем с выходом в космос практически не осталось. Да, мы по-прежнему сжигаем для этого водородное топливо и пользуемся ракетным принципом движения, но энергии, а значит, и денег тратим, по сравнению с прежними временами, не в пример меньше.

На орбите я перевожу гравигенератор в режим искусственного тяготения (не люблю невесомость, даже кратковременную) и жду, когда наступит время отрыва.

— Восемь минут, — констатирует Ирина.

— Да, — киваю. — Все штатно.

— Хотелось бы все-таки знать, куда мы идем, — говорит она. — Не то, чтобы я очень любопытна, но…

— Потерпи, — отвечаю. — Вот ляжем на курс, узнаешь. Все расскажу в подробностях, ничего не утаю, не волнуйся.

На самом деле я, разумеется, мог бы найти время, чтобы сообщить моему стажеру и место назначения, и суть задачи. Мало того — это входит в мои обязанности. Но проверка на терпение и выдержку тоже не помешает. Вот я и проверил. И она проверку выдержала. Чуть-чуть не дотянула до идеала, но идеала мне и не надо, — я сам от него весьма далек.