Глен Кук - Теневая Линия. Ловцы звёзд. Звёздный Рубеж

Прошло двадцать три минуты, и старший помощник доложил:

— Вышли на позицию атаки, сэр.

— Оружейный отсек, говорит командир. Одна ракета. Готовность! Отсек слежения, когда спустимся, будьте готовы взять пеленг и дистанцию на все, что видите. Сделаем все, что сможем. И все записывать. Техслужба, когда выберемся в норм, сразу сброс тепла, поняли? Все готовы? Инженерный отсек, давайте вниз.

Самой большой слабостью клаймера было накопление тепла. В нуль-состоянии его некуда было сбрасывать, а клаймерам зачастую приходилось прятаться там по многу дней, спасаясь от охотников противника.

Клаймер не был военным кораблем в полном смысле этого слова. Он годился только для ударов из засады, и их эффект полностью зависел от внезапности нападения.

Прима Защиты вывела корабль из нуля всего лишь в четырех километрах позади вражеского истребителя. Клаймер тряхнуло. Пущенная ракета пошла с ускорением 100 g. Она попала в цель прежде, чем на истребителе успели заметить ее приближение.

— Подарок хорошим деткам, — проворчал Бэкхарт, когда клаймер снова ушел вверх.

— О чем это вы? — спросил фон Штауфенберг.

— Адмирал, вы дали им ценную информацию, разнеся их на куски. Вы им сообщили, что нам это под силу. Заставили их заинтересоваться. Давайте побережем остальные сюрпризы до того момента, когда они смогут принести пользу.

Фон Штауфенберг покраснел. Но его отношения с Бэкхартом трудно было ухудшить.

— Он прав, Манфред, — вмешалась Прима Защиты. — В ту войну вы практически свели на нет преимущество владения клаймерами, используя их понемногу. Куда более эффективно было бы внезапное появление целых клаймерных флотов. У нас бы тогда не было времени приспособиться.

— Конечно, конечно. Это было эмоциональное решение. Запрограммируйте курс к кораблю-носителю, Мелена.

Клаймеры не могли покрывать большие расстояния. Корабль-носитель ждал в сотне световых лет в сторону дома. Его прикрывала небольшая армада.

Команда клаймера высоко ценила собственные жизни.

Бен-Раби протиснулся вместе со своим скутером в сектор управления. Секундой позже массивные бронированные двери с рокотом стали на место. Теперь сектор был полностью изолирован. Никто не мог войти или выйти, пока эти двери вновь не откроются.

Мойше остановился на длинном покатом уклоне. Он соскочил со скутера, воткнул вилку зарядного устройства в первую попавшуюся розетку и бросился в люк, ведущий в пункт контакта.

— Успел все-таки, — сказала Клара. — Мы уж и не надеялись. Ты очень далеко живешь. Давай отдышись.

— Мой скутер дымился. Может, сходишь взглянешь на него, Ганс.

Мойше устроился в специально пригнанном для него кресле.

— Готов? — спросила Клара.

— Нет.

Она улыбнулась ему. Ганс начал втирать ему в кожу головы лишенную запаха пасту. Клара запустила пальцы в приспособление, похожее на сетку для волос.

— Никогда ты не готов, а мне казалось, тебе нравится Головастик.

Бен-Раби рассмеялся:

— Головастик-то мне нравился, да и весь его народ тоже. Только он нравился бы мне еще больше, если б мог войти в дверь, протянуть руку и сказать: «Привет, Мойше, давай-ка по паре пива».

Головастик был звездной рыбой, с которой обычно связывался Мойше.

— Ксенофоб!

— Чепуха. Не в этом дело. Просто неприятно болтаться где-то вне своего тела…

— Неправда, Мойше. Старую Клару тебе не обдурить. Я нянчилась с телетехами, когда тебя еще на свете не было. Все вы похожи. Вам не хочется выходить, потому что очень больно возвращаться.

— Да?

— Готово, — вмешался Ганс.

Клара надела сетку на голову Мойше. Пальцы у нее были мягкие и теплые. Они скользнули по его щеке. И сразу ее лицо затуманилось тревогой.

— Не слишком усердствуй, Мойше. Возвращайся, если станет туго. Ты не успел как следует отдохнуть.

— После Звездного Рубежа отдыха нет. Ни для кого.

— Но мы же победили, — напомнил Ганс.

— Нам слишком дорого обошлась эта победа.

— Дешевле поражения.

— Думаю, мы по-разному смотрим на вещи, — пожал плечами бен-Раби. — Начать с того, что я никогда бы в это не ввязался.

— Вы там, в Конфедерации, получаете по морде и утираетесь? — спросил Ганс. — Впервые слышу.

— Нет. Мы взвешиваем шансы. Выбираем подходящий момент. И потом бьем сразу. Мы не рвемся напролом, как взбесившийся слон, терпя такие потери, как сейчас.

— Орифламма, — заметил Ганс.

— Что?

— Так иногда называют Пейна. Это что-то из древности, что-то насчет «пленных не брать».

— Ах, орифламма. Это был особый вымпел, который принадлежал королю Франции. Если тот поднимал его, это означало «пленных не брать». Однажды это дорого обошлось самому королю.

— Ганс, — вмешалась Клара, — Мойше из Академии. Он тебе может рассказать, сколько спиц было в колесе римской колесницы.

— Возьмем, к примеру, Пуатье…

— Кого?

— Это место такое. Во Франции, которая на Старой Земле…

— Я знаю, где Франция, Мойше.

— Отлично. Там разыгралось одно из важнейших сражений Столетней войны. И можно сказать, что французы проиграли именно из-за орифламмы. Они загнали англичан в ловушку. Их было десять на одного. Черный Принц решил сдаться. Но французы подняли орифламму. Англичане озверели и стали отбиваться. Когда пыль улеглась, французы оказались разбиты, а Людовик — в кандалах. Здесь есть мораль, если хочешь. А именно: не загоняй противника в угол, из которого ему не выбраться.

— Ганс, ты понимаешь, чем он сейчас занимается? — спросила Клара.

— Хочешь сказать, что он читает нам лекции и ждет сигнала отбоя? Не вышло, Мойше. Подними-ка голову. Я надену шлем.

Бен-Раби поднял голову.

По волосам под сеткой пробежали мурашки. Его голова скрылась в шлеме, и наступила темнота. Усилием воли Мойше поборол панику, которая всегда охватывала его перед погружением.

Ганс застегнул шлем и подогнал датчики биомониторов.

— Слышишь меня, Мойше? — раздался в наушниках голос Клары.

Мойше поднял руку и сказал:

— Слышу нормально.

— Я тоже тебя слышу. Показания нормальные. Кровяное давление немного повышено, но для тебя это норма. Задержись на минутку в зоне перехода. Расслабься. Отправляйся, когда захочешь.

Свое «никогда не захочу» он не произнес.

И хлопнул правой ладонью по выключателю.

Теперь ему оставались только внутренние ощущения. Строгая сенсорная депривация оставляла его наедине с болью и усталостью, со странным привкусом во рту и со стуком крови в висках. Когда включится поле, исчезнет и это.

В малых дозах это действительно успокаивало. Но в больших могло просто свести с ума.

Он снова щелкнул правым выключателем.

Вселенная вокруг него обрела форму. Он был ее центром, ее повелителем, ее творцом… В этой вселенной не было боли, не было несчастья. Слишком много чудес сверкало вокруг, в его вырвавшемся на свободу сознании.