Глен Кук - Теневая Линия. Ловцы звёзд. Звёздный Рубеж

Он нашел Мауса в кают-компании. Тот сидел, бездумно уставившись в голокуб. Мак-Кленнон сел рядом.

— В чем дело, приятель? Поговорим?

Маус нехотя выключил изображение.

— Не сейчас, Томми. Я еще не готов.

— Хорошо. Ты заметил маленькую светленькую лейтенанточку из артиллеристок? Танни Как-то-там.

— Ракеты В? Первый сорт. Кажется, мужчины глаз от нее оторвать не могут. В малышках есть что-то такое…

— Говорят, она Скорпион.

Маус рассмеялся:

— Ты же не пытаешься меня сватать?

Маус славился своими утверждениями о том, что женщины-Скорпионы — самые пылкие женщины во вселенной. Мак-Кленнону так и не удалось заставить его объяснить, каким образом геоцентрическая астрология переносилась на небеса Внешних Миров.

— Не совсем. Я задал кое-кому несколько вопросов. Мне казалось, что тебе было бы интересно узнать ответы.

— Мне интересно. Эта бомбочка того и гляди взорвется. Видно по тому, как она двигается. Только шепни ей на ушко — и выпустишь такого демона, что и пяти парням не совладать. Но в то же время мне неинтересно. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Нет. Не понимаю. Ты уже месяц живешь монахом. Я думал, что уж скорее энтропия даст задний ход.

— Мне надо кое-что обдумать, Томас. Бросим тему?

— Если хочешь. Мы направляемся на Звездный Рубеж.

Словно в подтверждение завыла сирена перехода в гипер.

— Я слышал, они в конце концов сдались.

— Теперь все, что от нас требуется, — это внушить должное уважение Граберу.

— Старик найдет способ.

— Он всегда находит, правда?

— Томми, как ты думаешь, каковы наши шансы?

— Что?

— Наши шансы пережить эту заварушку с тварями из центра.

— Мы этого не узнаем, Маус. Тянуться будет долго. В этой войне будут сражаться правнуки наших правнуков. И это прискорбно.

— Прискорбно? Почему?

— Мы можем погибнуть как раса. Я не хочу сказать, что нас уничтожат, я говорю о том, что мы перестанем быть тем, что мы есть сейчас. Я много об этом думал. Ты знаешь, к чему я пришел.

— Ты слишком много думаешь, — улыбнулся Маус.

— Видишь ли, человечество — раса безумцев. Ни один из нас не похож на другого. А когда мы собираемся в толпы, ни одна толпа не похожа на другую. Мы все время несемся в миллиардах направлений. Каждый живет на свой лад. Каждая культура — тоже. И это наш способ выживания. Культуры почти по Дарвину. Одни вымирают, другие рождаются. Одни расцветают, другие приходят в упадок, но суть в том, что их всегда много разных. Когда погибает одна, ее место занимает другая.

— Что-то я тебя не понимаю, — сказал Маус, в его голосе слышалась заинтересованность. — Какое отношение это имеет к чему бы то ни было?

— Смотри, это центральная раса… Чтобы драться с ней, нам придется собраться вместе. Поколение за поколением. Как в муравейнике. Мы превратимся в расу воинов. Мы будем нацелены только на борьбу. С самого рождения дети будут попадать в систему, делающую из них солдат. Уцелевшие пойдут наверх и состарятся в этой упряжи. У них тоже будут дети, которые пойдут по их стопам. Через несколько поколений все забудут, что есть какой-то другой способ существования. А потом мы в каком-то смысле превратимся в подобие тех, с кем деремся. Наше разнообразие исчезнет. И мы окажемся в тупике. Потому что любая культура в конце концов — тупик. Понимаешь, что я имею в виду? Что сделает милитаризованное общество после уничтожения последнего врага? Обратит оружие против себя.

Маус бросил на него косой взгляд.

— О странных вещах ты волнуешься, друг мой.

— Я считаю, что это разумная тревога. Я считаю, что мы должны не терять перспективы и попытаться сохранить наше разнообразие.

— Ну так напиши докладную с предложением начать исследования.

— Напишу, наверное.

— Когда они нас уничтожат, то это не будет иметь особенного значения, Томми. А с моей точки зрения, это неизбежно. Мы можем только отсрочить конец. Это все равно что пытаться не дать реке течь в море, вычерпывая ее чайными чашками.

— Может быть. Может быть.

Корабль содрогнулся. Казалось, он вывернулся из-под них. «Марафон» направлялся к Звездному Рубежу, этой легендарной, неприступной, девственной богине, планете-крепости, которая бессчетные века интриговала полдюжины рас.

«Марафон» вышел из гипера через десять дней после отлета с Трех Небес. Тридцать часов он шел в норме, а потом к нему присоединились тяжелые эсминцы со Сломанных Крыльев. Бэкхарт опасался, что Грабера все же придется убеждать.

— Там сто траулеров, — возражала Эми. — Ты же знаешь, Мойше, какие они огромные. Плюс все вспомогательные корабли. Как можно думать, что пара десятков кораблей флота может их разгромить? С ними не справился даже весь сангарийский флот!

— Надеюсь, вам не придется этого узнать.

— Эми, эти корабли специально для этого построены, — пояснил Маус. — Они способны только истреблять. В особенности класс «Империя». Уничтожать корабли противника, орбитальные крепости, наземные города. Эти штуки созданы для уничтожения. Что есть у вас, рыбаков, — это кучка кораблей, построенных для других целей. Пушки на них нацепили как довесок. Ваши траулеры просто лепились как придется, росли сами по себе, без особой цели.

— Я все равно считаю, что вы чересчур самоуверенны.

Томас с Маусом только пожали плечами.

— Может быть, ты и права, — проговорил Мак-Кленнон. — Мы привыкли верить, что непобедимы. — Он взглянул на Мауса. — Может быть, именно поэтому так гнетет эта история с центральной расой. Она подрывает нашу веру.

Они сидели в кают-компании «Марафона». Здесь же собралась почти вся научная группа. Отсчет времени до выхода из гипера приблизился к десятиминутной отметке. Свободные от вахты собрались, чтобы взглянуть на чудо, которое Мак-Кленнон прозвал богом войны тридцать первого века.

Несокрушимый мир. Мертвый металлический голос, гремящий в ночи и отпугивающий всех, кто осмеливается приблизиться. Звездный Рубеж. Арсенал вчерашнего дня, защищенный лучше, чем добродетель любой средневековой девственницы.

— Волноваться нечего, — сказал Мак-Кленнон. — Если бы была хоть какая-нибудь опасность, мы бы сидели не здесь, а на боевых постах.

— В оружейном тревога не объявлена, — заметил Маус. Он смотрел на маленькую блондинку, у которой над нашивками лейтенанта красовалась эмблема канонира. — Взгляни, как она двигается, Томми.

Мак-Кленнон улыбнулся:

— Кажется, он приходит в себя. Мартовский кот начинает просыпаться.

Маус слегка покраснел.

— Боже? — тихонько заметил Мак-Кленнон. — Ты? Смущен?

— Не знаю, Томми, кажется, я тоже немного изменился. Я сам себя не понимаю.