Вадим Львов - Оперативное вмешательство

Начальник станции, толстенный вислоусый хохол с характерной фамилией Нечай, пытался что-то блеять и упорно отказывался выделить для погрузки армейских эшелонов две платформы, ссылаясь на отсутствие приказа по своему ведомству.

Орущего и потеющего Нечая взял в оборот заместитель комбрига, полковник Игорь Громов, который вломился к железнодорожнику вместе с отделением автоматчиков из комендантской роты.

Глотка у Громова, несмотря на интеллигентный вид, была просто луженая, и он вмиг заткнул Нечая, пригрозив пристрелить его на месте.

Нечай сразу как-то «сдулся» и, покосившись на стволы «АК-12», обреченно махнул рукой.

– Война, что ли, началась? – только и смог спросить Нечай.

– Если бы началась война, господин Нечай, я бы вас просто застрелил. Прямо здесь, на месте, за попытку саботажа! – отрезал Громов.

Бригада грузилась уже вторые сутки, все бегали в мыле, начиная от последнего солдатика до комбрига Разумовского и его штабных. По нормативу погрузка батальона занимает шесть часов, но теперь ее сократили на час, стараясь как можно быстрее выпихнуть бригаду из Чернигова.

– Быстрее, Фокин, что вы копаетесь! – рявкнул Карп, уставившись своими пустыми рыбьими глазами на танкистов. – Где ваш взводный Черемисов?

– Не могу знать!

– Тьфу! – сплюнул себе под ноги Карп и еще раз повторил: – Быстрее, мать вашу! Каждая секунда на счету.

– Похоже, хана настает Черемису! – процедил Ноздря. – Сожрет его Карп!

– Сожрет, значит, за дело! Нельзя же быть таким раздолбаем! Мы грузимся, а взводный слинял.

– Поди, к очередной хохлушке под бочок «отскочил», – встрял в разговор Горелкин.

– Если завидно, так завидуй молча! – заявил Ноздря. – Тебе-то что Черемис плохого сделал?

– Вопрос, что он сделал хорошего? – философски ответил Горелкин, явно нарываясь на скандал.

– А ну цыц, оба! – прикрикнул Фокин. – Давайте тащите еще трос, будем ствол стопорить.

Старший лейтенант Сергей Черемисов, переведенный в роту Карпа откуда-то с Урала из территориальной части, по непонятной причине пользовался бешеной популярностью у местных барышень. То ли язык у него был хорошо подвешен, то ли еще что, но у Черемисова подружки менялись едва ли не каждую неделю. Свое офицерское жалованье он почти целиком спускал в черниговских кабаках и на какие средства жил дальше, никому не известно.

К службе лейтенант относился «с прохладцей», чем доводил Карпа, похожего внешностью и характером на прусского юнкера, до исступления. От расправы и вылета на гражданку с «волчьим билетом» Черемисова спасало только одно: он был отменный стрелок. Если танк под командованием старлея выходил на огневую директрису, то ему равных не было во всей бригаде, а может, и корпусе.

Наконец «Барс» был намертво закреплен и готов к транспортировке.

– Слышишь, Ноздря, сгоняй, посмотри, где там кухня. А то из меня сейчас «сухпай» через уши полезет!

Довольно кивнув, Ноздря спрыгнул на насыпь и мгновенно растворился в станционной суете.

Едва он исчез, как возле эшелона снова нарисовался зампотех роты, идущий вместе с батальонным «технарем», старшим прапорщиком Кацурой, они тщательно осматривали закрепленные танки и БМП.

– Господин старший прапорщик, разрешите обратиться! – вкладывая во фразу максимум уважения к старшему по званию, спросил Фокин.

– Слушаю, сержант. У вас есть минута, – отозвался замотанный и раздраженный Кацура, сверля Савву недобрыми серыми глазами.

– Из-за чего нас по тревоге подняли? Большие маневры? Или что-то…

Кацура, услышавший вопрос уже, наверно, тысячный раз на дню, взорвался:

– Ты дебил, что ли, сержант?! Когда надо будет, тогда все и скажут. Задрали уже со своими вопросами! Показывай лучше, как агрегат свой закрепил!

Осмотрев намертво прикрученный «Барс», Кацура успокоился и, буркнув что-то типа «молодцы», пошел дальше. Стоящий чуть дальше Ващенко показал Фокину чумазый кулак и выразительно провел ладонью по горлу.

– Че, нарвался, сержант? – заныл Горелкин.

– Не нарвался! Чего скулишь-то заранее? Что ты за человек, Горелкин? Еще ничего не случилось, а ты уже ноешь? А если завтра война? Как тогда, четыре года назад из-за Украины? Тогда тоже, как сейчас, по тревоге сдернули и сразу – в бой.

Ноздря появился так же неожиданно, как и исчез, вынырнув из мельтешащего круговорота людей в камуфляже. Он был насуплен и зол как черт.

– Хрен нам, а не кухня! – с ходу заявил он. – Сейчас с гренадерами потер, так они говорят, что тыловиков и дивизион ПВО первыми отправили еще ночью… Так что жрать будем сухпай, пока на место не прибудем.

– Так куда перебрасывают-то?

– А черт его знает! Но пацаны говорят, что весь «Славкор» подняли вместе с нами.

Савва прикинул полученные данные. Если сдернули весь корпус, то это уже очень серьезно. Либо крупные маневры, либо что-то похуже.

Еще очень напрягало молчание господ командиров. Обычно, слух о каких-либо событиях доходил до служивых за пару дней до событий. Но в этот раз все было по-другому. Фокину не довелось поучаствовать в украинской кампании, но Леха Гарин из соседнего взвода успел повоевать. Именно он рассказывал, что тогда, четыре года назад, было все так же. Внезапная тревога, полное радиомолчание и секретность, молчание офицеров, марш в неизвестность, и вот здравствуй, «ненька Украина»!

* * *

Что было дальше до утра 16 июля, полковник Громов уже помнил смутно. Сорвать приказом целую танковую бригаду и бросить ее вперед – это получить филиал ада в отдельно взятом месте постоянной дислокации. Все носятся как ошпаренные, в эфире царит мат-перемат, бесконечные колонны боевых и транспортных машин тянутся по шоссе, заранее перекрытому военной автоинспекцией – крепкими парнями в белых шлемах, спокойно выслушивающими возмущенные крики застрявших в пробках водителей.

Слава богу, марш оказался недолгим, чуть больше двадцати верст, до черниговской узловой станции, где был приказ грузиться на эшелоны. Тут же объявили еще один ожидаемый приказ: соблюдать режим радиомолчания. Несмотря на тотальное развитие информационных технологий, спутников-шпионов, многим эта предосторожность покажется архаикой. Но это не так, засечь движение воинских эшелонов – это одно, но знать точно место и время их прибытия – это совсем другое. Куда двинется погруженная на железнодорожные платформы танковая бригада и весь корпус? К польской или венгерской границе? Под Луцк, Львов или Ковель? Есть о чем задуматься аналитикам НАТО и почесать гладко выбритые щеки.

Оторвавшись на полчаса от погрузочной суеты, чтобы перекусить, Громов оказался в небольшом придорожном кафе.

Кафе было неплохим, по крайней мере, шашлык вкусный, но общее впечатление смазывало наличие на террасе караоке, вокруг которого толпилось несколько объемных тетушек, напоминающих работниц прилавка…