Александр Афанасьев - Час негодяев

Бог весть. Наверное, и я не смогу объяснить [60] То что многие не понимают: Украина остается намного больше совковой страной, чем, к примеру Россия. Там до сих пор не проведены многие важные реформы на пути перехода к капитализму. Там до сих пор (до 2015 года) серьезно дотировались многие социальные расходы, проезд в метро Киева, например, был самым дешевым в мире. Наконец, чем отличается портрет Ленина от портрета обязательного теперь Шевченко в обязательном для каждого украинского госучреждения «шевченковском уголке»? .

Но они шли. Шли на снайперов с голыми руками.

– Так, ко мне!

«Афган» был одним из «афганской палатки», которая на Майдане была.

Там собрались люди, которые прошли Афганистан. Совки, можно сказать. Многим довелось участвовать и в других вооруженных конфликтах. Все они отчетливо понимали, что происходит, – начался разгон Майдана, милиции выдано боевое оружие, и можно ждать чего угодно. Кровавого чего угодно. Озверевшему от трех месяцев холода, голода, океана ненависти, бутылок с зажигательной смесью срочнику выдай автомат, и он пойдет и покрошит всех. Просто ради того, чтобы все это закончилось и можно было вернуться в казармы. Может, они на это и рассчитывали – три месяца мариновали «Беркут» и вэвэшников, чтобы разозлить и довести до той черты, когда каждый сможет взять автомат и бить очередями по толпе.

Еще хуже будет, если придут войска. Возможно, не свои. Кое-кто уже тогда понимал, что при победе Майдана Россия будет поставлена перед выбором: либо просто утереться, либо… А Путин не Ельцин, и он утираться не будет…

Прошла команда блокировать здания, где находятся снайперы. Уже чистили Украинский дом, откуда, вероятно, были выстрелы. Но скорее всего, снайперы дальше, на охране правительственного квартала.

«Афган» понимал, что будет кровь. И что первыми лягут вот эти пацаны, которые просто не видели, как выглядит застреленный в голову человек, и которые не воспринимают слово «смерть». Поэтому он решил, перед тем как идти на зачистку, услать своих пацанов, которые были в сотне, куда подальше. Сделать это можно было только одним способом – дать им задание.

– Слушать сюда…

…

– Телефоны все зарядили?

– Так.

– Выдвигаетесь на Грушевского, всем роем. Ведете себя как гражданские, никаких палок, ничего. Рассредотачиваетесь – из расчета, чтобы просматривать всю улицу до Кабмина сколько получится. Ваша задача – зафиксировать снайперов, если получится. Вы – разведчики. Звоните, если что, снимайте на телефон. Если попытаются затримать – уклоняйтесь, бегите к стадиону. Партизан не разыгрывать. Все понятно?

– Зробымо, – ответил за всех один из пацанов.

– Тогда – пошли, живо!

– Слава Украине!

– Героям слава!

Улица Грушевского была перекрыта баррикадами у памятника Валерию Лобановскому, там шли жестокие столкновения все время, особо жестокими они были вчера, когда «Беркут» предпринял попытку прорыва. Но никакого жесткого блокирования территории Майдана не было, можно было обойти через парк у стадиона «Динамо». Там вообще-то была титушня, но пройти можно было. Царил полный бардак.

Они рассредоточились, потому что группа из пяти человек запросто могла привлечь внимание титушек, а поодиночке мало ли кто идет.

Славик решил идти не по парку. Он перелез через ограду, обойдя баррикады, и перебежал дорогу. Там был очень интересный Музейный переулок, он был как бы ответвление от Грушевского, треугольной формы, очень небольшой. Внутри этого треугольника было только одно здание – Национальный художественный музей. Но на него выходили тылом еще несколько зданий, и самое главное – именно в этот переулок можно было выйти и с Украинского дома (Институтская, 1), и с клуба Кабмина (Институтская, 7), и со здания Нацбанка (Институтская, 9 и 9 А), и даже с самого Кабмина (Грушевского, 12/2), если не хочешь светиться на Грушевского. Дело в том, что между Институтской и Грушевского существовал незастроенный пятачок территории, который был лучшим путем отступления снайперов. Туда можно было загнать одну, две, три машины, погрузиться и уйти. Уйти по Грушевского или даже через парк, мимо стадиона…

Он осторожно выглянул в переулок и увидел стоящий «Лэндкруизер» с украинскими номерами и грузящихся в него людей. С громоздким снаряжением. Один был в черной шапке. Моментально похолодевшими руками достал телефон – он позволял снимать, просто выставив телефон из-за угла, самому не высовываясь. Поставил на запись видео и начал снимать. Снимал секунд двадцать, пока сзади не схватили…

Они оба узнали друг друга.

– Александр…

– Откуда у тебя эта куртка?

– Отец дал.

– Где он?

– Я не знаю.

– Где он?! Какого черта ты тут делаешь?!

– А вы…

– Отвечай на вопрос!

Первый выстрел ударил рядом с ними, подняв фонтанчик мерзлой земли. Человек, которого Славик знал как лучшего друга отца и офицера СБУ, резко развернулся, выхватывая пистолет. Славик успел увидеть стрелка – в черной куртке с капюшоном он стоял за оградой Мариинского парка. Потом пули достали их, и они полетели на землю.

Славик пришел в себя вечером в какой-то больнице.

Он был ранен дважды, но оба раза не тяжело. Оба раза в руку. Его перевязали и укололи антибиотик…

Он попытался бежать, но обнаружил, что больница это странная – с охраной и решетками на окнах.

Офицер, который его спас, пришел только на третий день. Присел на кровати, положил рядом мобильник. Тихо спросил:

– Где твой отец?

– Не знаю.

– Куртку отец дал?

– Да.

– Когда?

– Еще в январе.

– Теперь понятно, почему тебя не убили.

???

– На куртке есть наклейка. Она означает «свой».

Видимо, на лице Славика отразилось недоверие, поэтому – эсбэушник показал снимок куртки – днем, и ночью, в инфракрасном.

На самом деле метка действительно была. Мы заказывали куртки небольшой партией и конкретно для себя, и фирма сделала нам отдельную, специально под нас, метку. Куртка была не армейская – для зимы, для охоты, для рыбалки…

– И что?! – с какой-то агрессией спросил Славик.

– Да ничего. Ты ведь не видел, что там, у машин снимал, верно?

…

– На, посмотри. – Эсбэушник достал еще фотокарточку.

Фотокарточка выпала из враз ослабевшей руки.

Папа… Как же так, папа…

Берег Днепра.

5 июля 2019 года.

Продолжение

Значит, вот как…

Ну…

Знаете, тут можно целую мелодраму придумать в мексиканско-бразильском стиле. И ты поверил… типа такое. Но я-то в Украине жил. И знал… хорошо знал ведь тот бред, который тут годами происходил.

Мы ведь к этому долго шли. Последовательно. Шли к братоубийственной бойне. К гражданской войне, когда возможно все – в том числе и сын на отца. То плакат: узнала, что внук голосовал за Регионы – переписала хату на кота [61] Такой предвыборный плакат с бабкой и котом действительно существовал, став одним из самых узнаваемых плакатов Украины и породив множество фотожаб. . То во время оранжевой революции появлялись заметки, что люди разводились из-за того, что один голосовал за Ищенко, а другой за Осиповича… проскакивали откровения, мол, как я могу в постель с врагом ложиться. Понимаете, с врагом. В своей семье. Я не знаю, были ли в те уже далекие и кажущиеся нереальными годы люди, которые осознавали, чем все может кончиться. Которые оценивали накал противостояния в Киеве и понимали, что речь идет уже не о политическом противостоянии, а о глубочайшем расколке общества, выходящем далеко за рамки предвыборной кампании и выборов. В девятом многие пошли на избирательные участки, ведомые жаждой реванша. И получили свой реванш. В четырнадцатом жаждой реванша были одержимы уже другие, но пошли не на избирательный участок, а на Майдан. И свой реванш тоже получили.