Виктор Лебедев - Летящий вдаль

– У Светланы мужа степные забрали, – кивает на нее Егор. – Оставили одну с сынишкой. Тяжело ей. Муж-то ее хоть и хромой, а добытчиком был – умудрялся все время какие-то крохи находить, и делился со всеми. Добрый малый…

Вдруг из ближайшей подворотни раздается какой-то шум. Отражаясь от стен кирпичных домов, он растет, набирает децибелы. На открытое пространство вырываются самые настоящие всадники. Клубится пыль под копытами, взбрыкивают кони, фыркают от ими же поднятой в воздух пыли, скрипят подпруги и седла. Визжат дети и женщины, исчезают в подвалах и щелях. Улица вмиг пустеет. Егор подскакивает:

– Степные! Помянули черта, вот он и нарисовался. Двигайте за мной, я покажу место, где можно укрыться.

– Ну уж нет, устал я бегать, – я медленно вынимаю свой топорик и выдергиваю из кобуры «ТТ». – Сейчас мы разберемся с этими джигитами.

Рядом встает хмурый, насупленный Данилов, и я благодарен ему за молчаливую поддержку.

Всадников много, они будто развлекаются: то пускают коней вскач, то резко тормозят, а кони пылят и взбрыкивают, дико ржут. В этом хаосе и какофонии я никак не могу сообразить, как действовать дальше.

Наконец, к нам приближается один из степных. Осаживает гарцующего коня, выуживает ноги из стремян и спрыгивает на землю. Гордо выпрямляется, оправляет одежду и медленно подходит к нам, не сводя глаз с моего оружия. Степной демонстрирует нам пустые руки, но я не собираюсь покупаться на этот жест, когда вокруг нас гикают и скачут столько его соратников.

– Положи на землю, – с большими паузами между словами произносит он. – Нет шансов.

Степной одет в просторные серые штаны, на плечах – коричневая накидка, на голове – повязка, обмотанная так, что открытыми остаются одни лишь глаза. Я заглядываю в эти глаза и вижу там полное безразличие. Понимаю, что это все не бравада, он действительно уверен в себе. Я бы сказал – наглые глаза.

– Предпочитаю разговаривать с человеком, который не прячет свое лицо, – отвечаю ему, пытаясь выиграть немного времени.

Степной в ответ хмыкает и одним движением руки стаскивает с себя повязку. Смуглое, выжженное степным солнцем лицо, абсолютно лысая голова, испещренная бесчисленными мелкими, но не уродующими ее шрамами.

– Повторяю. Положи на землю.

Недобро улыбаюсь.

– Ощущаешь свое превосходство, умник? Тебя сюда никто не звал, и не тебе диктовать свои условия. Или хочешь, чтобы я проделал в тебе дырку?

Увлекшись разборками с лысым, я слишком поздно замечаю наездника слева, раскручивающего пращу, и не успеваю увернуться от летящего камня. Вспышка боли, и я валюсь на пыльную мостовую. Краем сознания успеваю ухватить, как меня и связанного Данилова грузят на телегу, а на лицо, подставленное открытому небу, падают тяжелые капли из наконец-то прорвавшихся туч.

Стойбище степных

Я прихожу в себя в тесной квадратной клетке, укрытой брезентом. День клонится к закату, это ясно видно сквозь толстые деревянные прутья, врытые в землю. Клетка находится прямо во дворе, среди юрт степных, тесно обступивших небольшую вытоптанную площадку, на которой сейчас жгут костры. Значит, привезли нас в свое становище. Интересно, зачем мы им?

Среди палаток бегают чумазые детишки, но их немного. Снуют женщины, хлопочут по хозяйству, а в отдалении кружком сидят мужчины, ведут беседы. Дождь кончился, но земля еще сыроватая, а прохладный воздух приятно ласкает кожу.

В чугунных горшках над кострами готовится какое-то варево, вокруг разносится чудесный аромат. Я сглатываю слюну и вспоминаю, что уже давно ничего не ел. Совсем рядом – еще одна клетка, в ней томится Данилов, обеспокоенно наблюдающий за мной.

– Ты как?

Трогаю себя за голову – там здоровенная шишка. Морщусь и киваю:

– Нормально. Долго я был в отключке?

– Часок-другой.

Я пытаюсь определить, где мы – еще в черте города или за ним, но сквозь прутья мало что можно рассмотреть, а дальнейший обзор закрывают юрты. Ладно, разберемся по ходу дела. Сейчас важно понять, что будет с нами дальше.

От группы мужчин отделяется один из них, подходит к котлу над огнем, заостренной палочкой выуживает оттуда пару дымящихся кусков мяса и направляется к нам. Я вижу, что это тот самый лысый, с которым мы схлестнулись недавно. Он подходит к нашим клеткам, смотрит некоторое время, а потом ухмыляется и кидает куски обжигающего мяса прямо на землю к нашим ногам, как собакам.

– Тварь! – шипит Данилов и бросается на прутья, натужно заскрипевшие под его напором. Лысый улыбается еще шире, затем делает характерный жест ладонью, проведя ей по горлу, и удаляется.

– Мы им что, шавки какие-то? – Иван разъярен и стучит кулаками по своей клетке.

– Поумерь пыл и ешь, – говорю я. – Не в том мы пока положении, чтобы думать о гордости. Береги силы. Придет время, когда они ответят за все.

Смеркается. На землю опускаются клочья тумана, смешиваясь с сумерками и скрывая от нас детали. Издалека доносится шум, там определенно происходит невидимое нашему глазу веселье: орут мужчины, раздаются глухие звуки – очевидно, стучат в барабаны, слышен топот десятков ног.

Когда становится совсем темно, перед клеткой вырастают трое степных.

– Ты, – указывает один из них кривоватым пальцем, – с нами пойдешь.

Так-так, близится кульминация, скоро мы все узнаем.

Меня со всей осторожностью и под неусыпным контролем охраны выводят из клетки, и я с удовольствием потягиваюсь, разминая плечи.

– Даже не думай, – говорит мне степной, – убьем на месте.

Наконечник копья упирается мне между лопаток, подгоняя.

– Следуй за мной, – степной разворачивается и шагает к проходу между двумя юртами, остальные два бойца пристраиваются сзади. Я смотрю на Данилова, тот стоит, обхватив прутья клетки руками с побелевшими от напряжения костяшками пальцев, и растерянно провожает меня взглядом.

Идем недолго – сразу за юртами я вижу площадку, окруженную воткнутыми в землю факелами. Вокруг беснуется толпа: женщины и мужчины. Последних явно больше. Они двигаются в причудливом танце, задирают лица кверху, выкрикивая непонятные слова, потрясают в воздухе оружием, улюлюкают и всячески неистовствуют.

Мы подходим к утрамбованной площадке, и я замечаю, что она огорожена кольями, заостренными сверху и направленными внутрь. Степные подтаскивают к краю раздвижную лестницу, пинками и тычками загоняют меня на нее. Я понимаю, им нужно, чтобы я забрался внутрь этого огороженного круга, ярко освещенного огнем факелов. Спрыгиваю с лестницы на землю, немного присыпанную песком, и оказываюсь внутри ринга. Дураку понятно, к чему все ведет. Остается лишь надеяться, что моим противником окажется человек, а не зверь. Но когда он показывается, понимаю, что уж лучше бы встретился со зверем.