Никита Аверин - Метро 2033: Крым-3. Пепел империй

Он не хотел спать. Но Оксана уколола его в шею, и он провалился в черное забытье.

Плохо было то, что ему ничего не говорили. Через два дня он начал питаться сам – Оксана кормила его с ложечки жидкой мерзкой овсянкой. Через три – разговаривать, с трудом, шепелявя и глотая звуки, – но Оксана не отвечала на его вопросы. Вообще ни на какие. Ни «где я?», ни «как я сюда попал?», ни «что это за место?» не удостаивались даже короткого ответа.

Через неделю он смог ходить. Тут к Оксане приставили в помощники здоровенного и, по всей видимости, немого амбала в таком же мешковатом комбинезоне – видимо, опасались, что быстро поправляющийся пациент начнет дурить.

Дурить сил не было. Он еле ходил, от койки до унитаза и обратно. Зеркала в палате (камере?) не было, но, ощупывая лицо под бинтами, он понимал, что лица у него больше нет. Только сплошная незаживающая рана, которая зверски болела, несмотря на все уколы обезболивающего.

«Ну, – подумал он как-то, – раз уж они тратят на меня дорогостоящие препараты, сразу убивать не станут. Планируют допросить, как минимум, – но тут их ждет суровое разочарование, память по-прежнему не возвращалась. Или как-то использовать.

Но как?»

Он спал, ел, принимал таблетки и проходил процедуры.

Окончательно он восстановился через месяц. Все, кроме лица и памяти, пришло в норму.

– Поздравляю, – сказала Оксана. – Ты практически здоров. Хочешь на прогулку?

Он хотел. В сопровождении амбала и Оксаны он вышел через гермодверь – и оказался в темноватом коридоре, в стенах которого было еще десятка два подобных дверей. У стен стояли пустые больничные каталки, пахло дезинфектантом.

Лазарет. Строгого режима.

Они медленно прошли втроем по коридору и уперлись в лифт. Большой, грузовой, с решетчатой дверью.

– Дальше ты сам, – сказала Оксана, пока амбал открывал дверь. – Лифт поедет вниз, в подвал. Там темно и страшно, но ты же мутант, хорошо видишь в темноте. Пройдешь через подвал. Там будет лестница. Поднимешься по ней. Там тебя встретят.

– Зачем? – спросил он.

– Можешь считать, это твой выпускной экзамен. Или, если угодно, процедура получения входного билета.

– Не понял?..

– У нас небольшая, но очень могущественная организация, – пояснила Оксана почти ласково. – Очень могущественная – потому что мы не держим бесполезных членов. Чтобы попасть в Последний Легион, тебе надо продемонстрировать свою полезность. Все свои, так сказать, таланты. У тебя их, судя по мышечному тонусу, немерено. Давай, смелее, удача не любит робких.

Он прикинул, что, в принципе, мог бы сейчас сломать шею амбалу, взять Оксану в заложницы и пробиваться к выходу с боем. Но зачем? Проще было пройти тест и посмотреть, что будет дальше.

Он вошел в лифт. Захлопнулась дверь. Амбал дернул рычаг, и лифт поехал вниз.

Ехал долго. Подвал был глубоко. «Интересно, – подумал он отстраненно, – что меня ждет? Полоса препятствий? Битва с чудовищем? Ладно, поживем – увидим…»

Лифт наконец-то остановился.

Дверь пришлось открывать вручную. За дверью была темнота. Он зажмурился, дал глазам привыкнуть. Ночное зрение у него оказалось монохромным, все было серое, однотонное.

Он знал, что в режиме ночного зрения лучше всего видно быстро двигающиеся объекты. Откуда он это знал – не помнил. Хотя мог рассказать, как устроены его глаза, сколько там «колбочек» и «палочек», и сколько времени ему требуется для перехода в ночной режим.

А вот как его имя – вспомнить не мог.

Обидно…

Подвал оказался никакой не подвал, а огромный подземный ангар, даже потолка видно не было. Громадное помещение простиралось во все стороны без стен, как гигантская пещера.

«Что же тут было?»

Ответ дали рельсы под ногами. Ржавые, перекореженные, с измазанными мазутом шпалами. И высоковольтные линии, благо, давно обесточенные. Это было депо. Подземное депо для поездов метро.

«Занятно».

Он пошел вдоль железнодорожных путей, добрел до развилки. Тут была стрелка, ржавая и неработающая. На всякий случай он выломал рычаг для перевода путей – ржавую рифленую арматурину в метр длиной. Какое-никакое, а оружие.

«Интересно, что же меня ждет? Что придумали эти затейники из Последнего Легиона?

Попытаются задавить меня поездом метро? Вряд ли, тут все старое, сгнившее, нерабочее.

Натравят дюжину амбалов вроде того немого? Могли бы сделать это и наверху, в коридоре».

Он откуда-то знал – не просто знал, а был уверен, что и дюжина, и две дюжины обычных, пускай и очень здоровых людей ему не помеха. Особенно в ограниченном пространстве, где они будут вынуждены подходить по одному.

Что же?

«Какая-нибудь подземная тварь? Проверим мутанта другим мутантом?»

Последняя догадка нашла свое подтверждение в виде слизистых следов на рельсах. Что-то типа желе, серое и мутное, тянулось вдоль ржавых рельсов, капало на шпалы.

«Значит, мутант».

Он поудобнее перехватил арматурину и пошел дальше.

Дальше началось что-то странное: шпалы были выворочены из земли, рельсы выгнуты и скручены в бант.

«Ого! Ни фига себе силища! А у меня из оружия только палка. Хреново. Соорудить бы факел, да не из чего. Хотя есть бинты на голове – последние, которые не сняла Оксана. Но как добыть огонь? Если тварь подземная, она наверняка чувствительна к свету и огню.

Либо слепая и ей все равно».

На всякий случай он начал сматывать с головы бинты, стараясь не касаться лица. Лицо болело.

И тут из темноты донесся странный звук. То ли всхлип, то ли хлюп…

Еще один.

И еще.

Все ближе и ближе.

«Что бы там ни было, оно меня заметило. Ползет. Медленно, но неумолимо».

Он отступил от рельсов, присел, весь напрягся и стал ждать.

Тварь проступила из темноты. Тварь была огромна. Метра два в высоту и около трех в длину. Роговой панцирь, закрученный спиралью, слизистая туша на гигантской присоске, два глаза на длинных ножках жадно шевелятся, высматривают добычу.

Гигантская улитка!

Откуда-то пришло название – ахатин, точнее, мутировавшая крымская виноградная улитка.

При слове «Крым» память шевельнулась вяло – и тут же стихла, мозг был занят более насущной проблемой: как убить ахатина? И чем он опасен? При его-то неторопливом темпе движения?

Ответ дал сам ахатин-гигант. Он подобрал под себя присоску, втянул в панцирь – и прыгнул вперед и вверх, в долю секунды преодолев расстояние метров в десять и едва не расплющив беспамятного человека с жалкой железякой в руках. Тот успел отпрыгнуть – рефлексы не подвели. Ахатин проводил его своими жутковатыми глазами на ножках и снова стал втягивать присоску, готовясь к новому прыжку.

Человек ударил арматуриной дважды, целя по голове. От резиноподобной плоти ахатина арматурина упруго отскочила, а потом улитка втянулась в панцирь, и второй удар пришелся по ракушке, твердостью не уступающей бронеплите.