Вячеслав Бакулин - Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник)

У многих гостей станции в этот момент даже слезы выступают. Пробирает до дрожи!

Лично я строчки про «звезды алые Кремля» убрал бы. Слышали про них? Вот и я о том же. Про траву и пух тоже можно было бы кое-что подправить. Фауна и флора наверху такая, увидишь – три недели спать не будешь.

Что-то я отвлекся.

Так вот, пионеры слезу вышибли, а затем экскурсовод, в точном соответствии с секретной директивой товарища Москвина, добавляет: «У Коммунистической Партии Московского Метрополитена имени Владимира Ильича Ленина имеются четкие перспективы на дальнейшее социально-экономическое развитие и процветание Красной линии».

Товарищ Москвин – это глыба.

Гений!

Титан!

Вождь!

Сейчас, конечно, нам тяжело…

Трудно… Понимаю… Однако это не значит, что мы отказались от своей светлой мечты. Просто строительство коммунизма временно откладывается.

Вот только не понимаю, дорогой товарищ, как же так случилось, что враг, которому мы в сорок пятом хребет сломали, оказался у наших ворот, как Чеховская – Пушкинская – Тверская оказались в руках у фашистов? Огненный смерч войны, обрушившийся на метро, стал испытанием для всех жителей Красной линии. Не просто сила столкнулась с другой силой – в спор вступили две морали: коммунистическая и фашистская.

У нас на Красной линии в победу коммунизма верят все, от пионера и до пенсионера. Но чтобы приступить к строительству идеального общества, всему миру пришлось пройти очищение огнем.

Вы ведь, наверное, помните, что незадолго до Катастрофы в Москве несколько раз объявлялась учебная тревога. Отрабатывались действия работников метро по снятию и подаче напряжения, расстановке составов на станциях, по приему и размещению населения. На учениях все было гладко, а когда все завертелось… Эх…

Уже пятнадцать минут жду, а его все нет.

Что?

Одного товарища жду. Погиб смертью храбрых в неравном бою с врагами. Проявил бдительность и не пропустил гидру мировой контрреволюции дальше двухсотого метра. Отстреливался до последнего патрона, а затем подорвал себя гранатой. Погиб, конечно, но с собой семь нациков забрал.

Нет, ну что вы! Какой из меня поэт? Это Ибн-Сина.

И должен я проводить нашего героя в его последний путь, прямиком до председателя Небесного Совета Народных Комиссаров. Это вам не какой-нибудь загробный обуржуазившийся мирок, а наш, революционный рай.

Так это вы и есть? Тогда у вас должен быть мандат, заверенный товарищем Портнягиным.

Так… мандат выдан… печать… дата…

Документик в полном порядке.

Нет, здесь близко. Сейчас выйдем со станции, и я вас провожу до портала.

Нет, ничего необычного, просто небольшая дверь. Никаких перемещений во времени и пространстве. Это все сказки буржуазных фантастов.

Вы готовы?

Мухтар, к ноге!

В путь, дорогой товарищ!

– Ну, за удачное возвращение из рейда, мужики, – Грин, командир группы сталкеров, поднял кружку.

Все дружно чокнулись, выпили. Закусили, потом еще уговорили по кружке сивухи. Некоторое время в палатке, где жили сталкеры, была тишина, только ложки стучали по тарелкам.

– Командир, ты группу ведешь, словно у тебя в голове навигатор стоит, – прервав молчание, восхищенно сказал Ячмень, самый молодой в группе. – Ни в одном туннеле не сбились, а на поверхности как по проспекту домой шагали.

– Я, боец, и без навигатора неплохо обхожусь, – усмехнулся в пышные усы Грин. – До войны восемнадцать годков в метро оттрубил, да и после Катастрофы побродил немало. Так что, юноша, вся карта у меня в голове. Знаю и тропки заветные, как мимо вражеских кордонов проскочить, и слова волшебные, чтобы от мутанта отбрехаться.

– А привидения встречать доводилось? – поинтересовался у командира Ячмень.

– Привидение привидению рознь, – авторитетно заявил Дрозд, блеснув в полумраке слабо освещенной палатки стеклами очков. – Вот, к примеру, те, что на Кольцевой ветке обитают, появились еще до Катастрофы, когда на строительстве метро использовался труд заключенных. От тел умерших избавлялись эконом-вариантом: замуровывали их в стены туннелей. Или сбрасывали в вентиляционные шахты.

– Врагу такой смерти не пожелаешь, – поежился Ячмень.

– Еще есть Черный Обходчик, – развил тему крепыш Танкист. – Был он сотрудником метрополитена, отпахал там всю жизнь. Не захотел расставаться с подземкой и после смерти, поэтому навеки здесь поселился.

– Понятно, понятно, – усмехнулся Ячмень. – Одна баба что-то сказала, один мужик что-то видел…

– Ты не прав, молодой, – покачал плешивой головой Бизон. – Я вот до Катастрофы был весь из себя курчавый такой пацанчик. А как девок из Пруда Утопленниц своими глазами увидел – за ночь поседел, а потом и вовсе волос у меня из башки полез, что шерсть с овцы.

– Каких таких девок? – заинтересовался молодой сталкер.

– Я тогда еще у коммунистов на Красносельской жил, – неторопливо повел рассказ Бизон. – Однажды так получилось, что домой один со смены возвращался. Все раньше ушли, а я немного задержался. Понятно, сонный, уставший. Глаза разул – невдалеке девки в хороводе кружатся.

В ту пору товарища Москвина на станции с инспекцией ждали, я и подумал, что это бабы номер самодеятельности репетируют. Сарафаны на них, ленты в косы заплетены. А я смотрю, волос у баб густой, длинный. У нас в метро такой редко увидишь, да и комсомолки по моде все больше коротко стригутся. Присмотрелся, а девки эти мокрые насквозь, с подолов у них вода капает, а на полу следы от босых ног. Что за ерунда, думаю?

Подхожу еще ближе, всматриваюсь. И вижу, бабы все такие аппетитные, из себя видные. Брови густые, щеки румяные, губы красные, сочные. Одна в мою сторону лицо повернула, а вместо глаз – пустота! Присмотрелся – и остальные тоже без глаз. Как домой добрался – вообще не помню. Всю ночь уснуть не мог. А утром встал, в зеркало посмотрел – весь седой.

– И что это за девки такие были? – спросил Ячмень.

– Был у нас на станции один старичок-профессор, так он мне потом объяснил, что на месте станции в старину пруд был. В июне, на Ивана Купалу, язычники возле него праздники свои проводили. И во время этих праздников самых красивых девушек в этом пруду топили. А тогда как раз июнь был. Через некоторое время я от коммунистов сбежал, но слышал, что и до сих пор летом на станции бабы из Пруда Утопленниц выходят и хороводы водят.