Дмитрий Ермаков - Метро 2033: Третья сила

– Устал, Антон? – обратился к Краснобаю Молот, старавшийся не спускать глаз с купца. – Ничего. Вон то серое здание – метро. Чуть-чуть осталось.

Не прошло и пяти минут, как мощная металлическая дверь захлопнулась за ними.

Антон оказался, наконец, в безопасности.

В полном изнеможении он рухнул на пол, чуть не отбив копчик, и прошептал:

– Фух. Обратно не пойду, хрена лысого… Лучше тут жить останусь.

Екатерина Андреевна Соколова, дежурный врач, которой ассистировала Лена, называла себя «тыжврач».

Долгое время Лена не понимала смысла этого прозвища, произнося которое, доктор каждый раз невесело усмехалась. Потом другой работник больницы объяснил девушке, что «тыжврач» – это как бы специалист широкого профиля.

Екатерина Андреевна, полноватая, очень строгая, даже суровая на вид, но добрая женщина, разменявшая пятый десяток, принимала всех пациентов. Не имело значения, с насморком они приходили или с мигренью. Доктора дежурили в единственном кабинете по очереди. Отказывать человеку, выставлять его за дверь полковник категорически запретил.

До того, как три станции объединились в союз, а «Проспект», Ладожская и Новочеркасская выживали по отдельности, медицинская помощь была минимальной. Естественно, население косили болезни, умирали дети, из-за травм выбывали из строя люди, которые могли бы еще работать, служить, приносить пользу… Эту и смежные проблемы никто не решал. С появлением Альянса ситуация изменилась.

– Прошли годы, когда если ходишь и дышишь, значит – здоров! – заявил докторам полковник Бодров, когда те попытались оспорить новый закон. – Здоровое население – главное условие выживания общины и победы в возможной войне. Про веганскую угрозу забыли, да? Кого я в атаку пошлю против легионов Империи? Кто вкалывать будет на фермах и в мастерских? А? Людей на наших станциях мало осталось. По вашей, кстати, вине. Что, не правда?

– Народ здоров должен быть. Точка, – добавил Василий Стасов. – Все, что надо, требуйте. Доставим.

– А если к проктологу принесут сердечника? – задал вопрос один из врачей. – Что тогда делать?

Несколько человек улыбнулись. Полковник, имевший рост под два метра, поднялся со стула, сурово сдвинул брови, и смешки мгновенно стихли.

– А мы, господин юморист, для чего организуем обмен опытом? – заговорил Дмитрий Александрович ледяным тоном. – Классных врачей с Площади Ленина пригласили, уговорили к черту на рога тащиться. Зачем? Потому что патроны девать некуда? На «Площади» как-то смогли нормальную медицинскую работу наладить, а мы, значит, лохи? Будем ждать, когда нас Веган тепленькими возьмет? А?

Спорить с Бодровым и Стасовым никто больше не осмелился. Врачи в полном молчании разошлись.

Постепенно дело стало налаживаться.

Начав работать с тетей Катей (так называли доктора постоянные пациенты), Лена сначала пришла в ужас. Ей казалось просто немыслимым, как можно в начале рабочего дня слушать старенькую бабушку, каждый раз заводящую одну и ту же шарманку про больные ноги, пять минут спустя консультировать барышню, страдающую молочницей, а потом с таким же вниманием выслушивать хмурого мужика, замученного геморроем.

Потом появилось раздражение, которое Лена едва способна была обуздывать. Особенно злили ее старушки, превратившие больницу в своеобразный клуб.

– Сплетничать можно и в другом месте! – шикнула она однажды на галдящих бабушек. Они занимали скамейку, установленную у дверей медпункта. Это место называлось «зоной ожидания». Остальные пациенты часто дожидались приема стоя.

Клавдия Родионовна встала и ушла с гордым видом, бросив через плечо:

– А еще медсестра. Хамье.

После этого случая она стала воспринимать Рысеву как личного врага.

Ксения Петровна, любившая Лену, грустно вздохнула, и промолвила:

– Нет такого места, милая…

Врач Соколова строго отчитала Лену за эту вспышку гнева. Девушка сидела, вжав голову в плечи, не решаясь вымолвить ни слова.

– Что за разговоры, Рысева? Чего ты этим добилась? – наседала доктор на помощницу. – Не понимаешь, почему они тут сидят? Не со следствием бороться надо, а с причиной. А если причина – возраст, то и бороться нет смысла. Надо просто смириться, Рысева, – добавила тетя Катя уже спокойнее. – Просто смириться. И не обращать внимания на некоторые вещи.

– Знаете, мне то же самое папа говорил, – отвечала чуть слышно Лена, видя, что гроза миновала. – Я думала, смиренные люди – это слабаки, на которых ездить можно. А выходит, чтобы быть смиренным, нужна огромная сила…

– Твой отец – очень мудрый человек, – кивнула с улыбкой тетя Катя. – Запомни его слова.

Лена урок, который преподали ей отец и доктор Соколова, запомнила навсегда. Она больше не давала воли своему гневу. И постепенно на смену злости пришла… жалость.

Рысева жалела всех. Жалела Екатерину Андреевну и других докто-ров, работавших на износ. Жалела старушек, таскавшихся в госпиталь, как на работу, в одно и то же время с одними и теми же жалобами. Мужиков с простатой, дам в климаксе, детей с больными животами… И немного себя. Лена затруднялась сказать, чего именно ждала она, решая стать медиком, но явно не этого.

А через год после того, как Лена с головой окунулась в жизнь медиков, исчезла и жалость. На смену ей пришла привычка. «Привычка – вторая натура, стерпится – слюбится», – говорили люди. И Лена на своей шкуре убедилась: да, это так.

Друг семьи Рысевых, школьный учитель, игравший на гитаре, сочинил песню про свою работу. Там были такие строчки: «Казалось, школа для меня не больше, чем привычка. А оказалось, что она, не меньше, чем судьба» [16]. Шагая в первый раз после долгого перерыва на работу, в кабинет тети Кати, Лена напевала про себя эти строчки.

«Это не только про школу можно спеть, – размышляла она. – Про любую работу. Про больницу – уж точно».

Привычка принципиально ничего не поменяла в жизни Лены: темные круги под глазами никуда не делись, на работу она по-прежнему ходила без особой радости. Но и страдать перестала.

Екатерина Андреевна не стала расспрашивать девушку, вышедшую с больничного, о подробностях ее первой охоты, за что Лена была ей очень благодарна. Охота осталась в прошлом. Жуткие воспоминания отошли на второй план. Лена с головой погрузилась в работу.

Первыми, к самому началу приема, явились Маша Попова, ровесница Рысевой, недавно вышедшая замуж, и забавный карапуз, учившийся в школе. Его звали Вова, но одноклассники дразнили мальчика «Фофа» из-за дефекта дикции. Мальчик сносил насмешки стоически.

– Лен, займись ребенком, – распорядилась Екатерина Андреевна. – Заходи, Попова. Садись. Что случилось?