Евгений Шкиль - Метро 2033: Гонка по кругу

Спустя несколько лет Лом вернулся в Москву. Он не заработал на своих делах капитал. Веселые пьяные загулы и не менее веселые девушки отнимали много времени и средств. Да и был он всего лишь пешкой в играх, которых никогда не понимал. Впрочем, Лом полагал, что быть пешкой – намного лучше, чем пылью на шахматной доске, которую игроки, стряхивая себе под ноги, и вовсе не замечают. Вскоре дерзкий парень должен был снова пуститься на поиски легких денег. На этот раз, используя старые связи, он устроился в агентство недвижимости, переквалифицировавшись из черного рейдера в черного риелтора. Благо высокая стоимость квартир в Москве и ощущение полной безнаказанности способствовали этому мрачному бизнесу. На счету Лома было то ли семь, то ли девять пенсионеров, – он уже не помнил, сколько именно, да и было ему, откровенно говоря, наплевать.

Как-то, обмывая с подельниками нелепую смерть ветерана Великой Отечественной войны, выпавшего с седьмого этажа дома, расположенного недалеко от Патриарших прудов, Лом сотоварищи, рассевшись на широком диване, смотрели под холодную водочку, хорошую закуску и малолетних минетчиц модный фильм о лихих девяностых. Один из героев киноленты произнес тогда коронную фразу, которая стала девизом Лома: «Не мы такие, жизнь такая».

Наконец-то он нашел оправдание всем своим богомерзким делам. Да, именно жизнь такая. Она заставляла совершать грязные поступки. Если хочешь быть не пылью на шахматной доске, а хотя бы пешкой, ты должен уметь переступать через трупы. Шаг за шагом, клетка за клеткой, – и, кто знает, вдруг однажды станешь ферзем. А если не можешь, то ты рожден ползать, ты – лох.

Ядерную войну и крушение былого уклада Лом пережил на удивление спокойно, без стресса и депрессии, без мыслей о суициде. Просто жизнь стала страшней, и мы стали страшней. Просто стало больше трупов, болезней, крыс, вшей и прочего дерьма. В общем, как обычно, Лом не был виноват – виновата была жизнь. Она, сука, заставляла творить ужасные вещи.

Первые годы после катастрофы Лом занимался откровенным разбоем. Затем, когда в метро начал наводиться хоть какой-то порядок и самых отъявленных мразей стали расстреливать без суда и следствия, Лом подался в солдаты удачи. И, бывало, сам за плату возглавлял команды сталкеров или диггеров, охотившихся на преступников. Так он шаг за шагом, клетка за клеткой от черного рейдерства через черное риелторство пришел к черному наемничеству. Ему было откровенно до лампочки, на кого работать и кого убивать. Лом воевал за Красную Линию; затем его перекупили ганзейцы. Смешно, но пару раз он вместе с кавказцами даже работал на Рейх. Хотя вроде бы чистоплюи-арийцы не должны были якшаться с черножопыми.

И сейчас Лом выполнял очередное задание. Никогда в жизни он не выложил бы свои кровные маслята в качестве залога, чтобы участвовать в Играх. Он же не дурак. Но вот некий человек с лицом сурка, – Лом не сомневался, что это был ганзеец, – предложил неплохое дельце.

– Нам нужны свои люди на соревнованиях, – сказал незнакомец, – нам нужны зрелища, нужны кровь и смерть. Вы ведь по этой части специалист?

– Допустим, по этой, – ответил Лом.

Русобородый наемник и неизвестный нашли общий язык. Лом получил необходимую для залога сумму в упах и предписание отстрелять на Играх как можно больше участников. Особенно неплохо было бы грохнуть проклятых коммунистов. Они вообще лишние в подземном мире. Вот этой иррациональной ненавистью незнакомец и выдал в себе ганзейца. Хорошо хоть не стал рассказывать про миллион расстрелянных лично товарищем Москвиным.

Сошлись на отличной цене – сто автоматных патронов калибра 5,85 за каждый труп. В качестве доказательства выполненной работы Лом и его подельники решили предъявлять отрезанные уши.

Всю малину чуть не попортил ублюдок Фольгер, убивший в ножевом поединке давнего кореша Лома, Брэка, который вместе с южанином Мусой составил команду для Игр. Однако Лом быстро нашел Брэку замену, взяв с собой земляка Мусы Исмаила. Начало миссии было успешным: бандиты убили седобородого старпера, которому развлечения ради оттяпали башку, и какого-то молокососа, и сейчас мешочек с двумя отрезанными ушами покачивался на поясе главаря. Жалко, эта фашистская сучка Ева ускользнула. Наверняка перетрухнула и сошла с дистанции. Ну что ж, она не единственная бегунья. Потенциальных покойников еще много.

Пройдя значительную часть Кольцевой линии, в перегоне между Новослободской и Белорусской Лом решил устроить засаду. Главарь не знал, в какой очередности команды стартовали после них, однако очень хотел, в отличие от незнакомца-работодателя, повстречать на своем пути не «проклятых коммунистов», а Фольгера. За выбитый зуб ублюдок должен был расплатиться сполна.

Лом и два его подельника расположились в трех-четырех метрах друг от друга и, погасив фонари, стали ждать. Главарь ощущал зуд в руках. Он чувствовал себя очень опасным зверем, вышедшим на охоту. Ох, как не повезет сегодня тем, кто попадется ему на пути! Впадая в раж, Лом часто перегибал палку, проявляя излишнюю жестокость. Вот и старому хахалю этой потаскушки Евы отрубил в неконтролируемом порыве ярости голову. Но разве он виноват в этом? Нет, виновата жизнь! Та самая жизнь, которая разделила всех на хищников и травоядных, на прошаренных и лохов, на бесправных и пользующихся правом силы, на тех, кто создан попирать, и тех, кто рожден ползать. И Лом, зная, что третьего не дано, с великой радостью поджидал очередные жертвы, чтобы расстрелять их, а потом, если те еще будут живы, добить секачом.

Несколько минут главарь всматривался в кромешную тьму, в сторону Новослободской, пытаясь увидеть пятна фонариков. Не могли же люди идти или бежать вслепую. Однако зрение никак не помогало Лому. Тогда он напряг слух, и вскоре до его ушей донеслось легкое шарканье, будто кто-то несся по перегону, едва касаясь земли ногами. Крепче сжав автомат, Лом попытался разглядеть во мгле хоть какое-то движение, но не смог. Лишь послышалось шуршание крыльев, будто по туннелю мечется летучая мышь, а затем все стихло, словно и не было никаких подозрительных звуков: ни хлопанья крыльев, ни шаркающих шагов.

От напряжения главарь перестал дышать, органы чувств обострились до предела, в груди что-то предательски дрогнуло, и по телу поползли холодные щупальца страха. И не просто обычного человеческого страха перед неизвестностью. Лома охватил потусторонний, ничем не обоснованный ужас. И только невероятное усилие воли и до крови укушенная губа заставили его остаться на месте, а не броситься с паническими воплями наутек.

Конвульсивно вдохнув и выдохнув, главарь принялся себя успокаивать. Не может, не может здесь, в ганзейском туннеле, быть ничего такого, что угрожало бы его жизни. Кроме людей, разумеется. Но люди в темноте на ощупь не бегают. А значит, у Лома громадное преимущество. Ведь он не лошара какой-нибудь, подписался на верное дело. Участники будут идти или бежать с фонарями, будут как на ладони, а он, Лом, невидимый, положит из засады любого. Это просто нервишки расшалились, вот и все. Ничего такого здесь, в перегоне между Новослободской и Белорусской, нет, и не может быть.