Евгений Шкиль - Метро 2033: Гонка по кругу

– Не противься… – послышался шепот, – впусти… будет легко… будет хорошо…

Матовая завеса озарилась пурпурным сиянием. Суператор дернулся, но не смог пошевелить даже мизинцем. То, что скрывалось за гигантской шторой, парализовало его, превратило в беспомощную статую, в жалкий манекен. Кухулин напряг всю свою волю, но сдвинуться с места так и не смог.

– Впусти… впусти… впусти… или умри… – настойчиво шептал голос, – впусти или умри… впусти или умри… впусти или умри…

«Впустить или умереть… – тело Кухулина не слушалось, но мысли текли беспрепятственно, – такой вот выбор…»

Ветер усилился, завыл, и вслед за ним пурпурное сияние стало ярче, и голос из-за завесы повысился:

– Впусти или умри!

«Но ведь это не мой выбор, – вдруг сообразил суператор. – Не мой выбор, он навязывается мне. Я не покорюсь и не умру».

И тут же Кухулину пришла в голову еще одна нетривиальная мысль: преодолеть черную волю того, что спрятано за воротами, можно, но не усилием, а представлением. Все, что сейчас происходит, ему снится. Так почему бы не сделать сон осознанным? Если ты хочешь сделать шаг, не нужно тщетно напрягать мышцы, надо просто вообразить, что ты идешь. И никакие звезды, никакие стены, ворота и завесы не смогут тебя остановить.

Кухулин так и сделал, он представил, что двигается навстречу гигантской шторе, подсвеченной пурпуром.

– НЕТ!!! – взревело Нечто, и завеса, дико хлопая, заколыхалась на бешеном ветру.

Но яростный крик не смог остановить суператора. Он неуклонно приближался к воротам.

– НЕТ!!! – оглушительный вой разнесся над миром, над целой вселенной.

На миг Кухулина окутало сомнение, и чужая воля темными щупальцами вновь стиснула его мышцы. Но суператор представил себя смело шагающим навстречу опасности и некоторое время спустя оказался возле ворот. Он протянул руку к шторе. Завеса озарилась нестерпимо алым сиянием, пальцы обожгла боль. Кухулин сконцентрировался на том, что матовая ткань – холодная, а свет – тускл. Сразу же Нечто, скрывающееся за мгновенно остывшей завесой, начало угасать. Суператор рванул штору…

И увидел лицо Феликса Фольгера.

– Тебя хрен добудишься, – сказал угрюмый Феликс.

Кухулин поднялся с кровати, осмотрелся, вспомнил, где находится.

– Они Ленору в заложницы взяли, долбаные козлы! – Фольгер сжал кулаки.

– Я знаю, – спокойно произнес Кухулин.

– И что предлагаешь делать? Идти в Библиотеку?

– Я настоял на том, что сперва увижу звезды, а уж потом – будь, что будет.

– Эти чертовы книжники от тебя так просто не отстанут, – Феликс сел на кровать рядом с Кухулином, – но мне тут один тип из кшатриев подкинул интересную идейку. Видимо, в Полисе не все так гладко, как кажется с первого взгляда, здесь ведется подковерная борьба.

– У тебя есть какие-то важные сведения? – Кухулин внимательно посмотрел на товарища.

– Да, – кивнул Фольгер. – Мне тут сообщили о такой любопытной штуке, как Суд Толкований.

– Что еще за суд?

– Я сейчас все тебе расскажу…

Комнатка хорошо вентилировалась, но Леноре было душно. Ее посадили сюда без всяких объяснений. Впрочем, она и так прекрасно понимала, что превратилась в заложницу чужих игр. Девушка впервые за долгое время ощущала себя беспомощной и совершенно одинокой. Раньше у нее был Кух, потом она пыталась сблизиться, подружиться с Феликсом, а теперь – никого не осталось. Никого.

Ведь муж с легкостью пожертвует ею. Ради идеи, ради революции, ради чего угодно, что сочтет целесообразным. Кто она для него? Песчинка в людском море. Вот он выйдет на поверхность, увидит проклятые звезды, сверкающие ослепительным пурпуром, узнает нечто важное – и не вернется в Полис. Не вернется потому, что решит устроить революцию, как в Десяти Деревнях. А революция не смотрит на личность, она делается для общего блага. И даже если Кухулин не станет затевать смуты, согласится ли он быть рабом ненавистной системы, служить этим… книжникам и воякам? Нет, не согласится. Ленора, вспоминая, с каким хладнокровием он разговаривал с Феликсом, стоящим на коленях перед мертвой возлюбленной, убедилась в равнодушии и абсолютной бесчеловечности мужа.

Быть может, было бы лучше, если бы тогда, в Самарском метрополитене, Кух убил ее. Погибла бы она пацанкой среди банды подростков, без надежды на будущее. Ведь лучше семени вовсе не прорасти, чем подняться зеленым ростком и засохнуть, так и не распустившись в прекрасный цветок.

Лампочка несколько раз моргнула, и Ленора вжалась в стену, со страхом представив, что сейчас погаснет свет, и она окажется в кромешной тьме. Одна. В чужой комнатке. На чужой станции. В чужом подземелье. Может, даже… на чужой планете… в чужой вселенной…

Эта мысль ужаснула девушку, заставила вздрогнуть всем телом. Не зная, что ей делать, как спрятаться от невыносимого одиночества, она нащупала сумку, извлекла из нее новенький противогаз – единственное, что не забрали при обыске. Она нашла его на Полянке, и он показался ей спасением от гнетущего космического кошмара, нависшего над погибшим миром. Ленора, вытерев слезы, спешно натянула противогаз на лицо. И впервые в жизни почувствовала себя комфортно в резиновом наморднике.

– Готовы? – агент Спица испытующе посмотрел сначала на Кухулина, затем на Фольгера.

Оба кивнули.

– Запомните – как выйдем наверх, следуйте строго за мной, все мои команды выполнять безоговорочно! Пойдем в сторону Манежа. Совсем немного пройдем, и в проеме между зданиями можно будет увидеть башню со звездой. Ты, – законспирированный брамин ткнул пальцем в Феликса, – и я следим за избранным, чтобы вовремя удержать его, когда он рванет в сторону Кремля.

Кухулина слегка покоробило то, что Спица назвал его избранным, однако виду он не подал.

– А вам, почтенный, – брамин с подчеркнутым уважением обратился к суператору, – полагаю, хватит нескольких секунд. Потом мы выведем вас из забытья.

Спица, одетый, как обычно, в балахонистый костюм серо-бурого цвета, был вооружен не только кукри, висящим на офицерском ремне, но и АК-74 с подствольником. У Фольгера был пистолет Стечкина и нож, а у Кухулина автомат той же марки, что и у брамина.

– Выдвигаемся, – скомандовал Спица, натягивая противогаз.

Фольгер последовал его примеру. Суператор не нуждался в средствах индивидуальной защиты, и потому, готовясь к выходу на поверхность, сосредоточенно потер нос и виски. Тяжелые удары сердца гулко отдавались в ушах. Он нервничал. Почти как обыкновенный человек.

Ночной воздух был морозен и свеж. Кухулин вдохнул его полной грудью. К нему вдруг пришло осознание, насколько люди несчастны. Двадцать долгих лет они прячутся под землей и не могут самого элементарного – дышать без противогазов. Спица с автоматом наизготовку тревожно озирался. Феликс включил фонарь.