Александра Гардт - Эпоха лишних смыслов

– Выкладывайте, – от души разрешила я. – Выкладывайте.

Павел закусил губу, пробормотал извинения и пулей вылетел из кабинета. Гера постоял на месте, потом бросился вслед за ним, понятное дело, надо выпустить ребенка.

– Иногда мне хочется убиться, – процедил Макс и легко устроился на высоком подоконнике. Повернулся, подышал на стекло.

– В семье проблемы? – спросила я, беря со стола наушники и куртку.

– Везде, – меланхолично бросил он.

– Как это чудо нас нашло?

– Выследил, похоже, ты права. С какой-то из презентаций.

– Тогда – меня? Потому что после этого прорыва я поехала домой на метро. А, стоп, нет, не после этого. – Я даже лоб потерла. – С другой стороны, у него есть еще видео.

– А если выложит в Интернет?

– Не выложит. – Я покачала головой. – Мы ему дали надежду, знаешь ли. Если не идиот – не выложит. А если идиот – скажем, что монтаж. И сделаем лицо кирпичом. И вообще это не мы.

В дверь постучали – и в кабинет вошла Нина.

– Простите, опоздала.

Я подняла брови и глянула на Макса. Он обернулся ко мне:

– А ты чего хотела, швыряя на стол заявление?

– Я пришла его порвать.

– А Герман решил, что нам нужен еще один деконструктор. Даже если ты не уйдешь. Между прочим, прислушался к твоей рекомендации.

– А у тебя, значит, новая ученица, – протянула я – и сама вздрогнула, настолько ревниво это прозвучало.

– Нет, нет! – Нина замахала руками. – Теорию будете преподавать вы, а вообще я на поруках у Германа Александровича.

– А? Туров учить будет? Со мной?

– Да! – чуть розовая с холода Нина неуверенно заулыбалась.

– Мы тогда пойдем с Максимом. – Я потянула его за рукав, и он покорно сполз с подоконника. – Хотя стойте. Кто в Зеро теперь старший?

– Степа. – Она хлопнула глазами.

– ЧТО?! – К голове явно прилило больше крови, чем требовалось. Даже зрение помутилось, окрасилось алым.

– Ну, у него же связи. Но вы так не расстраивайтесь, Роза Константиновна, он никому мешать не будет, тише воды ниже травы сидит. Кораблев сказал ему, что малейшая выходка – и будут судить. Причем по очень неприятным статьям. Так что угомонился он. И вообще среди двух отделов приоритет теперь у вашего. После пятничного прорыва.

Я задумчиво подняла правую бровь:

– Пятничный прорыв?

– Ну да, – растерялась Нина, а я злобно посмотрела на Макса.

– Чего только за выходные не произойдет!

Я вытащила его в коридор и уставилась в серо-синие глаза, в данный момент почему-то заполненные чернотой зрачка.

– Трубку надо было брать! – рыкнул Макс и отвернулся.

Сзади налетел вихревый Гера и обнял нас обоих за плечи.

– Ну что, поработаем? Никто не ушел, и папочка Герман, получается, не зря пожег на медленном огне какое-то заявление. Так еще и ассистентку дали.

– Шпионку, – буркнул Макс и двинулся к нашему кабинету.

– Ну и пожалуйста. – Гера повернулся ко мне и от души поцеловал в щеку. – Осталась? Молодец, спасибо. А Нине я скормлю маленькую дезу, и посмотрим на кораблевскую реакцию.

– Кто это? – спросила я, чувствуя, как на душе впервые за два дня по-настоящему мутнеет.

– Генерал-майор наш. Пошли за кофе, блудная дочь.

– От блудного сына слышу.

– И не забудь себе на айфон программу установить.

– Обрадовал, Герман, спасибо. Удружил просто. За неделю-то до Нового года.

Я сделала глоток из пластикового стаканчика, помедлила, уставившись в белую кирпичную стену, и чуть было не уронила кофе на пол. Пальцы горели огнем.

Арлинова не собиралась выходить из комы, и врачи на ее счет были приторны и осторожны, принимая нас троих то ли за детей, то ли за какую-то комбинацию из детей и супругов. Даже корочки показывать не приходилось – только на входе. Да и писателей в нас никто не узнавал. Впрочем, напрасно: осторожную ложь, как и любые другие речевые конструкты, мы воспринимали с легкостью. Я подняла глаза на Макса, он слегка мотнул головой и скрестил руки на груди. На Геру можно было не смотреть. Он всю эту историю воспринимал не то чтобы серьезней – просто острее. И словесник из него куда лучше, чем из нас с Максом вместе взятых.

Из Склифа мы вышли в преотвратительном настроении, день вообще как-то не задался со всеми этими шпионскими историями. А сегодня с утра Гера взял бразды правления в свои руки. Всех построил, сказал маленькую короткую речь – и раздал сестрам по серьгам. Мне, например, полагалось написать главу в новый учебник по закрытию. Про то, как я вернулась, сознательно перед этим забыв свою личность. Макс тоже не отвертелся бы, но пока что дело упиралось в его объяснительную. И в наш правдивый отчет. На мой вопрос, не полетят ли с плеч чьи-то красивые головы, Гера ответить не удосужился, только раздраженно заправил за ухо прядь волос. Часа через два до меня дошло, что писать правду было в наших интересах, потому что Мишка, не совсем нам подконтрольный, явно сдавал какие-то свои сообщения. И если по поводу «Бронзового века» он сказать ничего не мог, внешне разницы между закрытием и деконструкцией не видно никакой, то насчет «Вампиров»… Все было ясно как день.

Я с тоской уставилась на несчастные две тысячи знаков, которые мне удалось из себя выдавить. Писать хотелось, что правда, то правда, но не это. А Гера широким жестом повелел сотворить увлекательный рассказ с примерами на пол-авторского листа. Промучившись часа полтора ничегонеделанием, я вроде бы лихо зашла на тему, но тут же провалилась, просела. Перестала понимать, что же произойдет дальше и не пора ли начинать переписывать и менять компоновку. Вариантов в голове – всегда три миллиона. И самое страшное – облечь радужную, сияющую идею не в те слова, не в ту последовательность. Создать что-то, но кривое и беспомощное, а еще навсегда, навсегда проигрывающее первоначальному замыслу.

Я сделала глоток. Гера заходил ко мне около четырех, прочитал написанное, покачал головой и велел сделать половину к завтрашнему дню. Умница, на самом деле, понимает, что, если не заставить себя, ничего не получится. Править и переписывать можно сколько угодно. Главное – приступить.

Откуда взять еще восемь тысяч знаков, я не знала. Идеи порхали в воздухе, но я не могла ухватиться ни за одну из них. Может быть, слишком устала. Может быть, просто привыкла встречать католическое Рождество в какой-нибудь насквозь католической стране, где прохладно, но можно ходить в туфлях, где сплошные распродажи и радостное солнце. Я вздохнула, посмотрела на часы, поднялась с места – и решительно вышла из дома. Надо было проветрить голову и отвлечься на что-нибудь стороннее. Это обычно помогало.

Спустившись по лестнице, я замерла на мгновение, не зная, куда отправиться, потом толкнула дверь. Решение нарисовалось мгновенно. Подошел бы любой вариант, но узнать насчет Арлиновой без Макса и особенно без Геры показалось самым правильным. Я бросила взгляд на айфон. Часы посещения окончились двадцать минут назад, но зачем в таком случае почти бесконечные деньги и миленькое красное удостоверение?