Олег Борисов - Палач

– К чертям, уволюсь, – только и смог выдохнуть господин старший обер-крейз. – Ничего в этом не понимаю.

– Так я тебе и поверил, – хохотнул Клаккер, прислушиваясь к далекому шуму шагов. – Ты еще до зама дорастешь, а был бы моложе – сам бы в министерское кресло метил… Но хочу лишь одно сказать: я молодых идиотов под чужие клыки подставлять не собираюсь. Если вдруг найду кого толкового – можно привлечь. А для галочки штат раздувать и затем покойников отпевать – без меня.

– Тебе же сказали – выбрать лучших и обучить.

– Найду – научим. Не найду – сам, ножками.

– Ты ведь не только себя в дерьмо обратно спихнешь, ты и мной подотрешься. – Шольц медленно поднялся, наливаясь яростью. – Мало тебе этого «приключения»?!

– О, а минуту назад кто-то хотел на пенсию. Что – передумал?

Тюремщик брякнул связкой ключей и замер, с недумением разглядывая неожиданную картину: толстяк в полицейском мундире вцепился в прутья решетки и орал на отскочившего в глубь камеры заключенного:

– Я тебя, скотину, сам под трибунал отправлю! Ты у меня мигом научишься по закону жить и правила соблюдать, психопат увечный! Строем, строем будешь каждый день ходить! Пока в бестолковке хоть чуть мозгов не добавится! Убивец проклятый!..

Изможденный старик приоткрыл дверь и с подозрением уставился на слугу, державшего в руках тяжелый сверток. Убедившись, что рядом никого больше нет, чуть-чуть увеличил щель и потянул на себя материю:

– Все сделал, как я приказал? Никто не видел?

– Нет, госпо…

– Заткнись! – Сухое тело зашлось в кашле, но обитатель занавешенной комнаты справился с собой и прошипел: – Давай, смотри за лестницей. И если что – дашь знать… Я сейчас… И вот еще, чуть не забыл. Коляску нашу не бери, ниже по улице поймаешь кого-нибудь… И не кривись, я тебе зря, что ли, серебро дал?

– Так лихач четвертушку запросит, мне с ваших щедрот что останется?

– Получишь, не верещи, все получишь… Мне только дело закончить – и расплачусь. Просто с тобой, шельмой, по-другому нельзя. Как золото в карман сгрузишь, так тебя и видели.

– Обижаете, господин. Уж какой год служу…

– Потому и говорю, что знаю… Все, иди, сторожи. И не трясись из-за денег, мое слово крепкое.

Старик захлопнул дверь и не слышал, как молодой парень ворчал себе под нос, застыв истуканом под масляной лампой:

– Ага, слово. Знаем мы это слово. Пока петух жареный всю задницу не исклюет, гроша ломаного не заработаешь. Скупердяй…

Наемный экипаж дополз до кустов, присыпанных снегом, и остановился. Недовольный возница получил плату и повернул коляску назад, подальше от густых зарослей на берегу реки.

– Приспичит же нелегкая, – разнеслось в сумерках, и лошадь бодро двинулась назад, к окраинам Города.

Оживившийся старик продрался сквозь колючие ветки и быстро оглядел крохотную полянку, укрытую от чужих глаз. Поманив спутника, жестом показал на высокую кочку, копаясь в кармане. Слуга с облегчением бухнул на землю тяжелую шкатулку, заодно стряхнув с крышки тряпку. Хозяин чуть поморщился, но ругаться не стал. Старика била дрожь, но в отличие от замерзшего помощника, холода он совершенно не чувствовал. Достав из кармана горсть монет, протянул на вытянутой ладони:

– Вот, держи. Постоишь у кустов, послушаешь, чтобы посторонние не сунулись… Вот дьявол, обронил.

Деньги просыпались в снег, но слуга лишь замахал руками:

– Ничего, подберу, я мигом!

Он уже успел заметить в упавшей мелочи и блеснувшее серебро, и золото. Нагнулся, разгребая холодные хлопья и покачнулся от удара: нож вонзился в бок, пробивая легкое. И еще раз, и еще. Оступившись, молодой парень завалился на землю, а старик продолжал бить в спину, давя неродившийся крик. Убедившись, что помощник затих, отошел к шкатулке, тяжело отдуваясь и вытирая нож о брошенную рядом тряпку. Вместе с неожиданно нагрянувшей слабостью подкатил кашель. Лишь через несколько минут удалось побороть приступ, разгонуться и с лихорадочной поспешностью достать из кармана моток бечевки.

– Быстрей, быстрей! Пока светло, пока дрянь спит… Так, узел сюда, щеколду чуть ослабить… Потом размотать, размотать…

С трудом выдирая ноги из глубокого снега, старик дошел до края поляны, там присел за ближайшим деревом и дернул за веревку. Крышка распахнулась, и наступила тишина. Убийца уже стал было шарить руками вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы кинуть в шкатулку, как внутри завозились, шурша бумагой. Потом крохотные лапы вцепились в край, и наружу высунулась зубастая морда. Маленькие глазки моргнули раз, другой, затем тварь увидела лежащее на снегу тело и с визгом выпрыгнула наружу…

Лишь через полчаса замерзший старик подобрался к упавшей набок шкатулке. Отражение Тени уже куда-то ускакало, пресытившись местью мертвому телу. Озираясь на каждый вздох ветра, сгорбленная фигура наконец доковыляла до своей цели, бормоча себе под нос:

– Извини, Ляш, но сам понимаешь, да… Понимаешь… Болтун ты изрядный, никакими деньгами рот не закрыть… А элексир мне самому нужен, да… Самому…

Иссохшие руки лихорадочно зашарили в пустом ящике, затем выскребли куски газеты и заметались по снегу, по взлетевшим вверх желтым ломким листам, по голому дереву. Затем вцепились в шкатулку и затрясли ее над головой, пытаясь добыть несуществующее. И над поляной разнесся хриплый вой:

– Обманула, стерва! Об-ма-ну-ла!..

Клаккер привалился к дереву на краю поляны и прикладывал комок снега к правой скуле. Первый день после тюрьмы он провел дома, ругаясь с соседом, вывалившим мусор на его участок. Вернув чужое барахло на законную территорию, в том же боевом настроении на следующий день возвратился на Изнанку. Где отметил благодатную свободу пьянкой в припортовом кабаке, завершив вечер разухабистой дракой. Из участка утром его добыл уже злой, как собака, Шольц, а налившийся синевой бланш под глазом превратил половину лица охотника в подобие морды его же клиентов.

Господин старший обер-крейз продрался по сугробам назад и ругнулся, сунув замерзшие руки в карманы:

– Затоптали все следы, остолопы. Учи их, унтеров безголовых, учи – все без толку…

– Нас-то чего дернули? Мы же вроде сейчас на особом положении.

– А ты сходи, помедитируй, пьянь подзаборная. Может, что на похмельную голову и сообразишь. Давай, топай, я свое уже все осмотрел… По-мощ-ни-чек.

Аккуратно ставя сапоги на чужие следы, палач медленно добрел до середины поляны и замер, разглядывая место преступления. Сонная дремота сначала сменилась легким удивлением, затем, после беглого осмотра убитого бедолаги, переросла в недоумение. Не обращая внимания на звон в голове, Клаккер не поленился и обшарил всю поляну, повертев в руках разбитую шкатулку и буквально носом обследовав крохотную цепочку следов в сторону дороги. Потом пожал плечами и вернулся к начальнику.