Дмитрий Глуховский - Метро 2035

Наконец показался.

Один человек снес инвалидную коляску по ступеням. Другие двое – амбалы – тащили, взяв на руки, его самого. Мельника. Усадили, поправили, покатили.

На широченные его плечи был накинут пятнистый бушлат – почти естественно, почти как если бы он просто замерз. Но рука на костлявых коленях лежала только одна, левая. Правой по плечо не было, для нее и бушлат. Два года уже прошло; а он все прикрывал культю, прятал. Не хотел привыкать. Как будто рука заново отрасти может, надо просто потерпеть.

Весь строй едино развернулся на каблуках, лицом к своему командиру. Общая судорога вытянула всех во фрунт. И Артем понял, что сам тоже тянется – но понял, только когда спину с непривычки свело.

– Вольно, – скрипнул им Мельник.

Да он весь усох, пожелтел. Мясо румяное сошло. Волосы, бывшие черными с белой прострочкой, теперь выстирались, полиняли: стали сплошь серыми. Но – сейчас, когда ближе подвезли его, стало ясно – жесткости он не потерял от этого, морщины и складки его только еще четче обрисовывали; и глаза у него не поблекли. Наоборот – разгорелись.

Артем двинул через толпу к нему.

– Пропустите! Мне к полковнику…

Его тут же отсекли, отгородили черными руками. Один из двоих амбалов, не пускавших, удивился:

– Артем? Ты?

– Летяга!

Обниматься смутились, но перемигнулись потихоньку. Летяга постучал пальцем себя по нашивке на плече: «A(II)Rh-»: вторая группа крови с отрицательным резусом. Как у Артема.

Мельник через плечо полуобернулся, тоже признал.

– Сюда его.

– Товарищ полковник, – на людях обратился к тестю Артем; рука сама собой к виску взлетела.

– К пустой голове, – сказал ему Мельник.

– Так точно, – улыбнулся Артем; а Мельник ему улыбаться не стал.

– Докладывай. Что там? Теракт? Диверсия?

– Не там главное. На Театральной.

– Я тебя про Охотный ряд…

– На Театральной, Святослав Константинович. Фашисты атаковали. Забирают Театральную себе. А взрыв… Там не один. Там три. Отрезают ими Красную Линию, чтобы подкрепление не пришло.

– Ты это откуда все? Откуда про фашистов?

– Был… Был на Театральной. Бежал.

– Анзор! – Мельник махнул рукой адъютанту; бушлат от этого поехал накось и упал на гранит.

В толпе завздыхали, запоказывали на культю, заобсуждали ее с увлечением.

– Убери этих… – Мельник раздосадованно кивнул на народ.

Строй мигом распался, стал цепью, и цепь пошла растущим кругом теснить недовольных зевак дальше от Мельника и от туннеля.

– Чертова военщина! – обижались в толпе.

– Ты уверен, что они хотят станцию взять? – без доверия спросил Мельник. – Это ведь против договора.

– Говорят, если они не возьмут, красным достанется.

– Ты что там делал? – Мельник смотрел на него снизу вверх, а казалось – сверху вниз.

– Я… Можно потом сказать? Лично – вам?

– Лично мне… – он потрогал свое острое колено; ноги у него были худые, бессильные, никчемные. – Лично мне, да? Анзор! – сказал он недобро, негромко. – А ведь мы и сами могли бы догадаться, а? Про фашистов. Могли бы мы?

Из оцепления теперь наконец некоторые оборачивались на Артема, узнавая. Артему потеплело. Может, улыбались под масками. Два года не объявлялся все-таки. Но мог бы и сто два – с кем воевал, того все-таки не забудешь. Зря сомневался.

– Могли бы, товарищ полковник.

– Погоди. А если они Охотный ряд отрежут… Площадь Революции тогда тоже без поддержки будет. Там же единственный переход через Театральную с Красной Линии, так?

– Так точно, – подтвердил рыжий Анзор.

– Если это все правда, – Мельник крутанул левое колесо, сделал в раздумье полукруг. – Я бы на их месте уже и Площадь сразу оттяпал. Так одна станция в плюс, а так – две.

Точно, понял Артем. Грех не взять. Все равно крови литься. Дитмар, конечно, попробует.

– Вопрос – не велик ли кусок. А что, удалось им переходы отрезать?

– Один точно нет, – ответил Артем, сообразив.

– Ну, значит, красные будут перебрасывать силы и отвоевывать. А это что? Большая война в шаге от нас. От Полиса. По трем направлениям сразу, – он поднял левую руку, загнул на ней пальцы. – Площадь Революции – это один перегон от нашей Арбатской. Охотный ряд – отсюда, от Библиотеки. И Боровицкая – от Рейха, от Чеховской. Нас коснется. Вопрос – когда. Завтра, послезавтра, или через неделю.

Мельник оглядел своих бойцов; их хватало ровно, чтобы очистить половину платформы.

– Половину здесь оставить, – приказал он Анзору. – Половину на Площадь Революции.

И покатился сам, неровно, к лестнице.

– Святослав Константинович… Я поговорить с вами…

– Иди, – Мельник катил дальше, не останавливаясь.

Довезли его до Арбатской, где у полковника было свое помещение. По пути не говорили. Артем не хотел при свидетелях, а Мельник вообще не хотел. Артема оставил в предбаннике с Летягой; сам заперся у себя. Чужой им обоим Анзор побежал с каким-то поручением, и только тут русый Летяга Артема обнял, чуть кости ему не переломав, подмигнул косящим глазом.

– Как ты? – прошептал он.

– Скучаю, – сознался Артем.

– Обратно не возьмет? – Летяга кивнул на дверь. – За что лютует?

– Из-за Ани.

– Ну ты тоже… Ягодку его сорвал! – Летяга бесшумно хохотнул, толкнул Артема в грудь, пошатнул его. – Думаешь, он ее для таких шалопаев растил?

– А вы тут как?

– Много новых набрали. После бункера…

Переглянулись, помолчали.

– Да. Не отвечает. Отключился. В отказ ушел. Достанем, Алексей Феликсович. Вручим. Принято. Есть! – еле пролезло под дверь тихое из Мельникова кабинета.

Мелькнуло – кому это Мельник рапортует? Какому-то Феликсовичу? Мельник! Чтобы сгладить, чтобы не думали, что он подслушивает, Артем спросил про закрытую дверь:

– Как он?

– Ну как… – Летяга помялся; совсем в шепот ушел. – Перед тем, как на Библиотеку идти, решил до ветру… Приспичило. И в сортире упал с этой клятой коляски на пол. Мы, конечно, стояли там рядом… Снаружи. Хотели войти, поднять его… Ноги ведь не свои, и рука одна всего. Он как заорет – пшли вон! Десять минут по полу кочевряжился… Пока сам обратно не залез… И хер его знает, как он залез… Одной рукой. Чтобы мы его только на полу без порток не видели. Вот так.

– Да…

– Вот те и да. Ладно. Ты… Ты-то сюда какими судьбами?

– Я-то…

Артем смерил, оценил Летягу; в бункере Летяга принял за Артема пули, когда тот сидел на полу с заклинившим затвором – выскочил из укрытия и на себя огонь отвлек. А Артем тащил его, тушу, истыканного свинцом, на закорках, к санитару. Санитар прописал Летяге околеть от кровопотери, но Артем с ним по группе и резусу был близнец, и полтора литра из себя Летяге нацедил; Летяге хватило. Свинец достали из него мятыми комками: все пули порасшибались о Летягино жесткое мясо. Так с тех пор и булькало в нем полтора литра одолженной Артемовой крови. Все вернуть собирался.