Дмитрий Глуховский - Метро 2035

– Одиннадцать, двенадцать.

Артем слышал: одиннадцать, двенадцать. Его уже очередь подходила. Одиннадцать. Это же кролики. Куда они побегут. Двенадцать. А сдохнешь снизу. Тринадцать, смирные кролики, четырнадцать.

Он положил свои две коробки на пол. Неверной рукой потыкался в карманы, в разгрузку. Вытащил. Промахнулся мимо кнопки.

– Следующий! Ты где там застрял?

Маленький фонарик вместо трафаретных букв залез Артему в глаза – так же, как револьверный ствол ему в ухо лез.

Тогда Артем поднял против него свой собственный фонарь – увесистый, длинный, в миллион свечей – и щелкнул выключателем.

В жестком миллионном луче видно было, что он усох, побледнел, сморщился, пока возвращался с того света – но вот он был тут, и стоял уверенно, широко расставив толстые ноги, одной пятерней хозяйски грабастая поднесенные ему зеленые цинки, а другой – закрывая себя от света. Отчаянно застреленный Артемом – и ничуть не убитый его сопляцкими пульками. В новой красноармейской форме, на заказ пошитой под его бычье туловище.

Глеб Иванович Свинолуп.

– Ты какого хера творишь?!

Летяга врезал по фонарю, жирный луч сделал сальто, хлестнул по лишним лицам, обнаружил стены, пол, потолок – все тут, оказывается, имелось. Какой-то коридор, какая-то дверь, какие-то люди. Люди жмурятся, матерятся. Двое во вспышке проявились подле друг друга: знакомые будто Артему. Один – брыластый, лысеющий и машинкой остриженный по серебристым вискам, в офицерском бушлате. Другой – остроносый, под глазами мешки, волосы темные уложены, откуда бы его Артем знал, как во сне встречались…

Пока фонарь в угол укатывался, Артем успел ухватить автомат, а наставить на Свинолупа не успел – вцепились и в руки, и в автомат, и разорвали в разные стороны; погас свет; в черноте навалились на два вроде бы знакомых красных силуэта разные незнакомые, прикрывая тех собой от пуль.

– Это красные! – захрипел Артем. – Пусти! Мы красным патроны привезли! Это красные!!!

– Тихо. Тихо-тихо…

– Это что за говно у вас развыступалось? А?!

Ладонь в беспалой кожаной перчатке – Летягина – заткнула его, на вкус как ружейное масло, соляра, порох и старая кровь. Артем вцепился в нее зубами, задергался, закричал забитым ртом непонятно что. Зря грыз – у Летяги нервов нет. Сорвали прибор со лба, ослепло ночное видение.

– Не тъожь его! – Лехин голос, и Лехиного автомата перещелк. – Сава, наших бьют!

– Отпустили! Отпустили его! – это Савелий уже. – Всех положу сейчас!

– Дамир… Омега…

В черноте крякнуло, хныкнуло, забулькало передавленным горлом, полыхнула очередь – в потолок, захрипел кто-то, завырывался, исступленно заголосил.

– Кончать? – прерывисто дыша, спросили в темноте.

– А у вас тоже не все гладко, – гыгыкнул невидимый Свинолуп. – А, спецура?

– Нет. Не сейчас. Сюда их, за мной, – Летягин бас.

– Полкан сказал, если будут чудить…

– Я в курсе, что полкан. За мной их!

– Это что было? – голос знакомый, не Свинолупов, а такой – усталый, ленный; от этого голоса встает перед незрячими глазами бордель, занавески изнутри подсвеченные…

– Все, простите за накладочку. Забираем, уходим! – Летяга.

Стальные ручищи поволокли Артема по полу, товарищи его сзади засучили ногами, замычали – но орденские хорошо обучены, у них не вырвешься.

– Сюда их. Тут клади их. Все, сам разберусь. Поднимайтесь. А вы харей в пол!

– Полкан сказал, всех троих в расход, если че начнется.

– В какое в расход?! Озверели?! – Савелий очнулся.

– Дамирчик, я помню. Я справлюсь. Обыскали их? Пустые они?

– Пустые.

– Все. Давайте. Я быстро.

– Ладно, пацаны… – с растягом согласились, с сомнением. – Пошли. Летяга сам пусть. Его кореш.

Застучали каблуки, как будто удаляясь – но тоже с сомнением, с притворством. Вроде вверх, а вроде и в сторону. Промасленная кожа отпустила рот.

– Это Свинолуп! Это кагэбэ красное! Мы красным патроны! Красным – мы – патроны! Ты сечешь, что делаешь?!

– У меня приказ, братик, – мягко ответил Летяга. – Доставить. Кому, что – не мое дело.

– Красным! Красным! Патроны! Мы с тобой! Их! С ними! В бункере! Пацаны наши там! Десятый! Ульман! Шляпа! Красные их! Ты помнишь это?! Тебя чуть! Меня! Как мы? Как вы – им?!

– Сказано со склада забрать и сюда привезти. И передать.

– Ты врешь! – заорал, сорвался Артем. – Пиздишь, сука! Предатель! Мразь! Ты их! Ты меня! Ты их всех, убитых! Ты пацанов наших! Вы! Ты, и гнида эта старая! Всех предали! За что – они?! За что сдохли?! Чтобы мы – мы! Красным – оружие?! Патроны?!

– Тихо. Тихо! Это помощь! Это не патроны. У них голод. Они на эти патроны грибы будут покупать. У Ганзы. У Ганзы. У самих весь урожай сгнил.

– Я не верю тебе! Вам всем!

– Хеъотень какая-то, – в камень сказал Леха.

– Ты сам-то?! Сам веришь?! Ты?!

– Мое дело…

– А что – твое дело? Я не слышал, думаешь? Что тебе еще сказано… Сказано, убрать меня. Если я не схаваю это, да? Что значит – чудить? Я это схавать должен был? Что мы – мы! – патроны – красным?!

– Прости.

– Не прощу! Тебя – не прощу! Одной крови, сука. Ага. Ты! Ты-то – ты как теперь? Как ты веришь, Летяжка?! Во что?! Теперь?! Это все – для чего?! Для пайка?!

– Ты… Ты не.

– Давай! Ты же знаешь! Мне по херу уже. Я сдохну все равно. Стреляй, говно. Выполняй, что сказано. Вторая, блядь, минус! Только моих отпусти. Этих. Они что? Им старик ничего не должен! Не за что рассчитывать!

Летяга молчал, сопел. Что-то металлическое напряглось рядом. Но было непроглядно, и смерти, которая уже совсем изготовилась, Артем не чувствовал.

– Ну?!

Вонючая кожа снова упихала все звуки обратно в Артема.

– Поднялись, оба, – шепотом приказал Летяга. – Прости, Артем.

Пшикнул пистолет над ухом.

Раз, два, три.

Ничего не изменилось.

Как отличить в кромешной темноте от смерти – жизнь?

А вот как – по вкусу крови и соляры, пороха и масла во рту. Живой.

– За руки взялись! – прошептал Летяга. – Кто отцепится – на месте шлепну.

Они не стали удирать от него вслепую, доверились Летяге в последний раз. Летягина пятерня повела Артема, заткнутого, куда-то, поспешно, и остальных за ним – цепью.

– Эй! Ты как там? Готово? – окликнули их с эскалатора.

– Теперь бегом, – сказал Летяга. – Догонят – меня с вами положат.

Побежали, не глядя и не видя, держа друг друга за холодные, скользкие от предсмертного пота пальцы.

– Куда?! – заорали сверху. – Стой!

Летяга, кажется, сам не знал, куда – бежал просто куда-то. Через полминуты вокруг засвистело, позади застучали ботинки. Они свернули куда-то, спотыкаясь, сталкиваясь, мешая друг другу.

– Кто это, Феликсович этот? – на бегу требовал у Летяги Артем. – Бессолов! Кто это, Бессолов? Кому нас старик продал?! А?!