Екатерина Кузьменко - Ржавчина. Пыль дорог

– Идеальных битв не бывает, – офицер цитирует какой-то древний трактат о воинском искусстве. – И пусть кто-то попробует вас упрекнуть.

– Вы что-нибудь видели при переходе? – спрашиваю я. И добавляю с видом эксперта: – Иногда бывают галлюцинации…

– Нет, – он морщит лоб, честно пытаясь восстановить свои ощущения. – Нет, ничего такого, просто несколько секунд в полной темноте. А что, у вас что-то было?

– Ничего, – мы с Дэем обмениваемся долгим взглядом. – Ничего, мы привычные.

– Значит, костяной мост действительно существует.

– Существовал, – поправляю я, – за моей спиной он осыпался.

– Верю, я ведь тоже его видел. Только успел проскочить до того, как за нами что-то погналось.

– Значит, это все же была волшебная страна? – я с наслаждением вытягиваюсь на спальнике, – и теперь вход туда закрыт.

– Жалеешь? – Дэй застегивает «молнию» палатки, отсекая шумный лагерь. Теперь свет сочится только через маленькое окошко, затянутое мутным пластиком.

– Жалею, что не успела увидеть ее живой. Слушай, а ведь ты действительно создал для нас дорогу.

– Не будем об этом, хорошо?

– Почему?

– Не хочу думать, что мы такое, раз тамошние странности нам подчинились.

Дэй стягивает майку и отбрасывает ее в угол палатки. Мои пальцы чертят по его коже невидимый узор. Мы слишком утомлены для чего-то большего, чем простая нежность, но прикосновение – наш обязательный ритуал. Словно желание удостовериться, что мы не потеряли друг друга в лабиринте иллюзий и фальшивых зеркал. Если нам приходится засыпать порознь, я закрываю глаза и представляю Дэя рядом. Однажды я проснулась в палатке одна, Дэй уехал еще с вечера. Но у меня было четкое ощущение, что, пока я спала, в мое плечо вдавилась жесткая прядь волос. Не моих, разумеется, мои убраны в короткий хвост и не рассыпаются живописно по спине и спальнику. Будто кто на плечо голову пристроил, да так и заснул. Впрочем, понятно кто.

Взвизгнула молния палатки, через порог перегнулся мужчина в форме.

– Я хотел спросить… – на автомате выпалил он, но через миг, когда его глаза привыкли к темноте, быстро добавил: – Извините.

Через тонкие стенки палатки до нас донеслись сначала его удаляющиеся шаги, а потом голос, который он честно пытался приглушить:

– Ну дают… У меня младшая дочка не старше этой девчонки. Узнал бы, что с кем-то путается…

Ему ответил второй голос, абсолютно нам незнакомый:

– Помолчал бы со своей дочкой, Леран. Странно рассуждаешь: как стрелять, так взрослые, а как трахаться, так дети.

С трудом удерживаюсь, чтобы не пересказать школьникам всплывший в памяти финал этой истории, – пожалуй, будет чересчур.

Я не помню точно, когда пришло понимание, что мир изменился бесповоротно. Кажется, началось все с того, что одна из посланных на разведку групп не вернулась в лагерь в указанный срок. Выждали день и выслали поисковый отряд. Из разведчиков нашли только одного: он сидел на берегу пруда в бывшем городском парке и увлеченно заплетал в косички ветви ив. О судьбе своих товарищей он ничего не мог рассказать по причине полнейшего безумия. Нестарый еще мужик, прошедший войну и знающий, почем фунт лиха.

Вторым пугающим фактом стала выживаемость. Где это видано, чтобы при встрече с одним и тем же человек с боевым опытом погибал или терял рассудок, а вчерашний бухгалтер ухитрялся добить тварь? Слишком много было таких случаев, чтобы списать их на простую случайность. Стало ясно, что дело отнюдь не в умении сражаться. Воинские таланты, разумеется, не исключали проявления дара чистильщика. В Стэне, например, прекрасно сочеталось и то, и другое. Да и не стоит совсем уж сбрасывать со счетов армейскую подготовку.

Помню, Дэй учился как проклятый. Хватался за любого, кто мог хоть что-нибудь добавить к списку его навыков. Мрачный, покрытый синяками и ссадинами после бесчисленных спаррингов, пропахший насквозь оружейным маслом и железом. Подозреваю, я выглядела не лучше.

Потом стали формировать смешанные группы. Не хватало людей, никто так и не разгадал принцип, по которому беда обходила одних и выбирала других, иначе никто не доверил бы оружие вчерашним подросткам.

Тогда я недоумевала, почему медика-недоучку взяли в отряд. Собственные мотивы были просты. Быть рядом с Дэем. Быть полезной. Что может быть проще?

И только потом поняла: я была идеальным вариантом. Достаточно знающая для того, чтобы помочь раненому в полевых условиях, и не настолько опытная, чтобы мной нельзя было пожертвовать.

Вот только слов для того, чтобы рассказать об этом, я пока не знаю. А рассказывать надо. Надо, если мы не хотим однажды превратиться в легенду.

Взгляд вновь скользит по лицам парней и девчонок. Интересно, почему некоторые кажутся похожими на моих одноклассников? Или это просто кочующие типажи, которые в любом классе есть? Отличницы, юмористы, одиночки, безусловные лидеры, первые красавицы…

Вот этот мальчишка, в камуфляжной куртке с чужого плеча, светловолосый, кажется, спрашивал, как можно стать чистильщиком.

– Вы может прийти к нам, когда вам исполнится девятнадцать, – говорю я. – Нельзя сразу выяснить, есть ли у человека дар, это получится проверить только на неисследованной территории. Будет довольно тяжелая боевая подготовка. Первые рейды – только в составе группы. Когда дать вам самостоятельность, решит командир. Он же попытается подобрать вам напарника – если до этого ни с кем в группе не сложатся партнерские отношения. Если дар не проявится, вы можете остаться в армии.

– А напарник – это всегда друг? Или девушка? – тот самый светловолосый мальчик. Значит, я не ошиблась, именно он задал вопрос. Кажется, саму мысль об отсутствии дара каждый гонит от себя подальше.

– Напарник – это… напарник, – неуклюже заканчиваю фразу я. – Человек, с которым вы понимаете друг друга с полуслова. Иногда такая связь возникает между давно знакомыми людьми, иногда складывается во время обучения.

– А если не возникнет? – кажется, эта перспектива всерьез его напугала.

– Такой человек остается работать в группе. Это не означает, что он непригоден для серьезных заданий, просто его дар отличается. Группы в основном занимаются зачисткой крупных объектов, где может понадобиться военная сила, но отправлять рядовых бойцов слишком опасно.

Мы работаем несколько тоньше – как скальпель, вырезающий зараженную плоть. И для нашей работы не всегда нужно оружие. Правда, иногда в группы собирают всех – и такое бывает. А ведь было время, когда мы тоже рисковали получить пулю в ответ…

…Местный наркоз отсекает боль, но отнюдь не ощущение, что кто-то копается в твоем плече, как в собственном кармане. Доктор Ферманн сквозь зубы материт нехватку медикаментов, непонятные катаклизмы и обстоятельства, заставляющие девчонок хвататься за оружие. Вниз летят какие-то лоскуты и окровавленные клочки ваты.