Елизавета Голякова - И вечно их манит пыль дорог

Елизавета Голякова | И вечно их манит пыль дорог

Часть 1. Подвигов время грядет

1. Воин и менестрель

В истертом временем, но ещё вполне способным выстоять не одну ночную гулянку придорожном трактире менестреля чуть было не спустили с крыльца. Он, совсем молодой и невысокий, с длинной светлой косой за плечами, прижимал свою гитару к груди и изо всех сил старался отвечать на ругань, которой его обложили, культурно и в рамках приличий.

– Тоже мне, ценители! Это великое искусство, а вы!..

Музыкант, несмотря ни на что, не выглядел беспомощным и испуганным, скорее, ему было обидно за саму идею – да за собственный гонорар.

Пальцы с обкусанными ногтями сложились в неприличный жест, который тут же был продемонстрирован обидчикам.

– И песни твои такие же! – гаркнули из трактира.

Менестрель только снисходительно фыркнул, мол, где уж вам, дремучим, понять!.. Вдруг что-то словно деликатно, но твердо заслонило ему солнце.

– А мне вот песня понравилась, – спокойно проговорил чей-то голос совсем над его головой, и кто-то мягко спрыгнул на землю.

Менестрель вскинул глаза: на дороге рядом с ним только что спешился всадник с впечатляюще красивой лошади. И всадник этот, несмотря на серьезный тон, едва ли не смеялся.

Новенькое седло, дорогая, но неброская и лишь слегка запыленная одежда, драгоценный камень в рукояти притороченного сбоку меча… (Менестрель мигом прочитал все, что могла сообщить внешность путника – и был уверен, что обидевший его народ тоже). Да и лицо его было музыканту смутно знакомо. Кто же это, где же он его видел?..

– Аскольд! Аскольд Витт! Это не в твоем замке была та хорошенькая блондиночка, такая веселая, смешливая?!

Тот усмехнулся.

– Путаешь меня с соседями. Только поостерегись называть ее блондиночкой – ей хочется быть беловолосой лесной феей, – лорд окинул быстрым взглядом гитару и нехитрые пожитки странствующего менестреля и вдруг щелкнул пальцами, выдернув из памяти нужное имя, – Осверин, да? Теперь-то я тебя вспомнил. Что, трактирная публика не так благосклонна к тебе, как та, из замков?

– С необразованным сбродом всегда было та-а-а-ак сложно, – подчеркнуто театрально вздохнул музыкант, – недостаток чувства прекрасного, я полагаю, виноват во всем. Им лишь бы похабень какую слушать днями напролет, честное слово!

– А что ты спел? – Аскольд вопросительно вскинул бровь.

– О!.. Балладу о королеве цветов и торжестве доброты и сердечности. Возможно, и правда слегка перегнул…

– Ну, кто знает, вдруг о твоей королеве цветов и частушки какие есть, а?

Повисла короткая пауза, парни переглянулись – и вдруг хором расхохотались. А пялящиеся на них завсегдатаи заведения почли за лучшее уткнуться в свои кружки и не выпендриваться: ну, мало ли, а? Отсмеявшись, Осверин вполголоса сказал что-то старому знакомому, кивнув на своих обидчиков, и тот фыркнул, а на открытом лице его проскользнула тень хищной ухмылки.

Так, за беседой, славно сдобренной смехом, менестрель, воин и шагающая за ними лошадь ушли дальше по дороге, канув в ее пропыленные, ветром и солнцем пропитанные объятия. Больше их не видели здесь – по крайней мере, такими, какими они были в тот ясный день; и больше их не узнавали.

Спохватился Осверин несколькими минутами позже, окончательно перестав смеяться и вернув себе ясность мыслей, отряхнув руки от налипшего на них мусора.

– Аскольд! Куда мы вообще идем?

Младший лорд Витт хмыкнул, видимо, в своей обычной манере.

– Ты имеешь ввиду, куда шел я, пока не повстречался с тобой? – менестрель активно закивал в ответ. – О, я собирался наведаться в столицу, нанести неофициальный личный визит или что-то вроде того. Перекусить, развлечься…

– Шороху навести, – Осверин хихикнул. – Понял.

– А ты?

– А я тут работаю, – беззлобно огрызнулся музыкант. – И, сдается мне, в столице, да еще и в компании бравого воина-мечника, дела мои пойдут на лад. Что скажешь?

Аскольд задумался, вперив взгляд в горизонт. Он был не против напарника, тем более такого – менестрель, бывалый странник, чьи путешествия не были отравлены грузом ответственности или поручениями «особой важности», был бы ему неплохим товарищем в пути. Но не выйдет ли так, что, найдя себе друга, ему будет сложнее оставить эту жизнь и вернуться к прежней, дворцовой и светской, когда придет время?..

А пока он думал, Осверин терпеливо ждал, молча шагая рядом. Чтобы смотреть Аскольду в лицо, менестрелю приходилось запрокидывать голову, и шея начинала ныть – поэтому он скорчил нетерпеливую гримасу напополам с ободряющей улыбкой и дал себе отдых.

Перед внутренним взглядом Аскольда промелькнули натянутые, льстивые улыбки-маски тех, кто почитал себя за высшую знать, и особенно приторные, кокетливые (по их мнению) улыбочки великосветских девушек – и он понял, что уже, в общем-то, давно решился.

– Буду рад твоему обществу, менестрель – улыбнулся он в ответ, и тот просиял. – Только…

Осверин тут же насторожился:

– Только? Что?

– Только вот отец отпустил меня на четыре года, ни больше ни меньше.

– А прошло уже?

Аскольд отвел взгляд и ответил без всякой охоты:

– Два месяца. Пролетели, словно их и не было, и вдобавок я ни на минуту не переставал думать о том, что мне придется возвращаться. Вот дьявол!

– …Вот дьявол! – менестрель вдруг воскликнул это «вот дьявол!» одновременно с ним и, кажется, даже подпрыгнул от нетерпения, – только два месяца! Да у тебя осталась еще целая прорва времени – если ты, конечно, не отравишь его, тревожась понапрасну.

Его энтузиазм и удивил, и позабавил мечника, но тот и предположить не мог, что этому парню окажется так легко поверить: из его уст «прорва времени» звучало действительно почти бесконечностью, и всю ее вдруг, признавал Аскольд то или нет, захотелось испробовать на вкус.

– Понапрасну ли? – все же спросил он, уже не слишком уверенный в своих тревогах.

На что Осверин только сощурился на него, посмотрел несколько мгновений так, а потом неожиданно пропел мелодично, легко, как выступал бы в торжественном зале или на площадях:

Не бойся и мечу не давай зарыться в подножий прах,

ты меня вспоминай попозже, а пока – забывай свой страх.

И иди, пока можешь идти, а потом отдохни от зари до зари,

Пока присмотреть за тобой обещали дорог древние короли.

Аскольд сам не заметил, когда начал мурлыкать новую мелодию себе под нос, но она на долгие-долгие годы отложилась в его памяти, высеченная там свежим дыханием того утра и неожиданно открывшимся всем дорогам сердцем.

2. Приключение раз

Они ехали по дороге вдоль Поющего леса и болтали о пустяках. Осверину, ленивому до мозга костей, недавно нашли лошадь за приемлемые деньги, и он восседал на ней, довольный собой и всем миром вокруг. Аскольд не разделял его слепого восторга – как-никак, вот он, Поющий лес, место легендарное и жуткое, но иголочки настороженности приятно щекотали его разум. Разум потомственного воина, сына воина, и так с незапамятных времен.