Елизавета Голякова - И вечно их манит пыль дорог

Вдоль дороги, цепочкой, выросли деревни и замки. Снега не отпускали их из своих ледяных оков ни летом, ни весной, но в эти полгода ветра становились не такие губительные, и некоторые храбрецы пускались в путь.

Немногочисленным людям жизненно необходима была еда. Не только мясо, которое с легкостью можно было подстрелить в лесах вокруг, но и зеленые растения и их плоды. Это все было у них, но только в небольшом, строго ограниченном количестве. Они пили даже вино – которое, правда, продавалось не в пример дороже нынешнего.

В местах, которые давали жизнь травам и овощам, фруктам, ягодам и даже цветам, заключалось самое главное их богатство. Скромные пространства иногда вдруг очищались от снега, словно по волшебству, и там было так тепло, что можно было ходить без курток и шуб, а руки не мерзли на воздухе, поразительно теплом. И все росло там быстро и урожайно, так, что нашим крестьянам не снилось и не приснится. Благословенны были те места и те земли, где царила эта странная магия! Не будь их, людей не осталось бы в живых вдоль всей великой дороги.

Некоторые знали, в чем секрет.

Никакой закономерности, никаких правил в том, где появится новое теплое место. Кроме одной: тогда проезжал мимо на огромной лошади высокий всадник, с красивым легким станом, фигурой истинного воина и лорда. Иногда женщина, иногда мужчина, возраста разного, но никогда не старый. К седлу его приторочен меч, и от меча исходит тепло. Всадник едет в плаще вдвое тоньше, чем простые люди, и только в преддверии самых страшных суровых бурь закрывает свое лицо, словно едва чувствует холод. Их зовут лорды зимы.

Волосы у них длинные, убранные в сложные косы, а одежда из неизвестных никому материалов. И взгляд всегда печален и горд, омраченное утратой и скорбью сердце не раскрывается никому и не выказывает своих помыслов.

Лорды зимы, кажется, живут дольше самого этого мира. И каждый из них бесконечно одинок.

Их боятся, но боготворят, подчиняются беспрекословно и уступают путь, если встретят. Там, где одинокий всадник обнажал свой меч, теперь глыбы льда и поляны смерти.

Итак, это холодные равнины Шаарана, белые и пустынные. Солнце не всходило уже несколько недель, лишь показывая свой краешек из-за горизонта, и некоторые умники утверждают, что это называется зима. Другие не прочь над ними подшутить – и послушать истории, конечно.

Недалеко от дороги рассыпалось созвездие костров. Вокруг греются люди, смеются, кто-то пританцовывает под веселую музыку, кто-то хлопает в ладоши и хохочет. К специально выстроенной и неизвестно насколько уходящей под снег коновязи надежно привязаны лошади. Повозка с едой здесь же. Оружие у каждого при себе, а мир и все души в нем, в том числе и человеческие, юны и бесстрашны. Так от чего бы им не веселиться?

– У кого-нибудь есть вино? – спрашивает чей-то громкий голос.

В ответ кричат, не без гордости:

– Есть, только не для тебя, Донни!

– А выиграю у тебя на мечах, дашь флягу?

И не колеблясь ни секунды:

– Для доброго воина и вина не жаль! Деремся до трех!

Тут же расчищается круг, и Донни с веселым хозяином винной фляжки выходят на центр. В отблесках костров у них в руках блестят настоящие мечи, но раны, которых для победы должно быть три, будут лишь шуточными касаниями, конечно. Да и согреться, тренируясь, никто не прочь.

Зрители улюлюкают, хлопают, подбадривают фехтовальщиков. Они ни на чьей стороне – только на стороне звона клинков, благородного танца и вечного великого искусства. Всем весело.

Донни, красивый, черноволосый и темноглазый, атакует. Противник его, мельче, легче и старше на несколько лет, защищается. Донни осыпает его градом ложных ударов и выпадов, один единственный из которых призван задеть ногу или руку, никто не знает, что именно и какой. Его противник держит оборону так мастерски и непринужденно, что ему словно всего лишь любопытно, что выкинет младший товарищ в следующую секунду. Счет не открыт.

Они кружат по утоптанному снегу с несколько лучин, прежде чем Донни вдруг почти ласково догоняет кончик меча, в плечо. Плащ цел, рука цела, но зрители ревут, восторженно и увлеченно. Донни беззаботно улыбается и продолжает.

Следующий удар, достигший цели, его: колющий, в живот. Лишь обозначенный, он все равно всеми замечен и вызывает бурю эмоций, а противник одобрительно кивает, не держа обиды. Все честно.

Кто-то подбрасывает дров в костер, и огонь взлетает к темному небу с новыми силами. Становится светлее, толпа в нетерпении, и сражающиеся тоже словно обновились и отдохнули: нападают с новыми силами.

Лучину, две, три – все без толку. Ни один не уступает и не превосходит, мечи напрасно расчерчивают воздух, а Донни и его противник снова начинают уставать. Такой продолжительный тренировочный бой для них, кажется, в новинку, и это забавляет – интересный, полезный опыт. Пусть и непростой.

Наконец безымянный воин неловко, как будто бы по ошибке, чиркает по чужой кисти в толстой перчатке плоскостью меча – и толпа беснуется и кричит, а Донни подходит перекинуться парой слов, убирая мокрые волосы со лба.

– Я давно так не развлекался, – хозяин фляги прикладывает снег к щекам и выглядит довольным. – Ты заслужил награду, если не всю, то несколько глотков точно.

Они примирительно скупо обнимаются, и младший уходит из круга, вполне удовлетворенный. Остается болеть за других, ничуть не хуже, чем он.

– Кто-нибудь еще хочет размяться? – кричит победитель в толпу. – Ночь сегодня особенно холодна, нечего мерзнуть и скучать!

Люди снова хохочут, и на центр выходят даже несколько человек. Переговариваются, и остается один. Кудрявый, улыбчивый, как и большинство товарищей, Рей не выделяется ни ростом, ни ловкостью, но он славный, старательный парень, и вдобавок еще и душа компании – и немало глаз, в том числе и девичьих, обращены на него.

Сражаются снова на равных. Но мужчина с флягой уже устал, а Рей младше и свежее, и вскоре два касания выигрывает он под одобрительный голос зрителей.

– Думаю, это победа, – тот, что не называл своего имени у нас в рассказе, поднимает ладонь. Рей кивает и отходит, опуская меч. Теперь драться будут с ним, и так до первого поражения, когда он тоже уступит кому-нибудь место на импровизированной арене.

– Кто еще хотел согреться? – кричит задиристо. Озирается.

Он как-то не обратил внимания, что товарищи вокруг затихли, аплодисменты стихли, а девушки больше не визжат восторженно, когда он оборачивается в их сторону.

Против яркого света костров ему неудобно смотреть, приходится щуриться, и Рей видит только, как через расступающиеся ряды зрителей к нему приближается конный воин. Спокойный, как скала, и столь же непоколебимый и несокрушимый – этим веет от одной его молчаливой фигуры, едва заметно плавно покачивающейся в седле. И лошадь у него прямо-таки гигантская.