Олег Верещагин - Очищение

— Ну, тогда ты один такой… первый… С меня вся округа покатывалась, до самого Хабаровска. Единственный мэр, который не ворует… Правда, так, по слухам, я изо всех мэров в округе один живой и на месте остался…

— Действительно странно… Вы больной?

— Я честный, — буркнул тот. — Я потому тут и сидел так прочно, что место у нас насквозь дотационное и неприбыльное. Ну сидит блаженный — и пусть сидит…

— Ясно… — кивнул Романов, но Горенышев вдруг разозлился:

— Ясно?! Ничего тебе не ясно — тоже мне, «яснооо»! А я тут родился! Вырос! Учился во Владивостоке, а вернулся опять сюда! — Он притопнул ногой. — Хотел тут честно до конца жизни проработать, да и помереть, ан фига! Дадут они — честно, как же! — Он покрутил перед лицом Романова этой самой фигой и продолжал поспокойней: — Думаешь, когда Союз разорили-развалили — это правда была, что он неконкурентоспособный экономически был, потому и рухнул? Ага, как же. Хрен по всей морде… У нас в поселке заводов было пять. Пять! Это посреди тайги-то, ты веришь?! И в каждом крупном селе в округе — или заводик, или цех. В 90-е годы отсюда западные фирмы столько вывезли, что за голову хватаешься: одних станков на полторы сотни вагонов! Думаешь, на металл? Как устаревшие? Не. На металл они ограды, сами цеха, рельсы разбирали… А это — вывезли на новые места в Азии, под пальмовой крышей установили, местных голожопых за бананы наняли и давай «экономическое чудо» творить. И так по всей России было. В каждом самом маленьком сельце. В каждой отрасли. Отовсюду эшелонами краденое везли. Это я своими — вот этими самыми глазами! видел. По сию пору все тогдашнее богатство разворовать не могут! Мммммммммммммать их… — и он с такой энергией выругался, что Романов не нашел ничего лучшего, как спросить:

— Вы коммунист?

— Нет! — отрезал Горенышев. — Был, не отказываюсь и горжусь, а в восимьсемом — свалил! Потому что… а! — он махнул рукой. — Что я тебе, щенку, объясняю… Извините, я вас на «ты»…

— Это как раз ничего… — задумчиво ответил Романов. — Но вот только я спокойной жизни и спокойной смерти-то вам обещать и не могу как раз.

— Пошли в дом, — предложил Горенышев. — Пошли-пошли, чаю выпьем, посидим, поговорим… может, ты и не бандит. Гляну…

…Никита Никитович жил один. Жена от него ушла двенадцать лет назад, когда его собирались судить, обе дочери давно жили «в России», в смысле — за Уралом, и приезжала одна — старшая, — последний раз еще до развода с женой, привозила ненадолго внучку.

— Погибли, наверное, — вздохнул Горенышев, наливая Романову, устроившемуся за столом, настой иван-чая. — У вас какие на этот счет сведения?

— Скорей всего — погибли, — честно ответил Романов. Горенышев ссутулился, тихо сказал:

— Ну вот, видно, и конец моему роду… — Но тут же встряхнулся, снова поинтересовался: — А насчет зимы этой… ядерной? Как?

— Скоро будет. Почти точно.

— Радуешь ты меня снова и снова… Ну да я, собственно, так и рассчитывал… и людей ориентировал должным образом. Вот все ли поверили — не знаю. Да, может, еще и не доживем до той зимы. Про банду слышал? Про Армию наведения порядка?

— Затем и пришел. Хотя, вообще-то… вкусный чай… вообще-то, мы хотели у вас пару дней отдохнуть и дальше, к Охотскому морю. Нам еще на неделю пути…

— К морю неделя пути? — Горенышев непонятно ухмыльнулся. — Ну да, ну да… Банда эта — из Николаевска. Города нет, вот они тут по мелким селам и городкам бесчинствуют. И ведь не утонули, гады… Два дня назад типутата присылали. Три дня дали на размышление о выплате контрибуции. Завтра срок.

— Как нет города? — Романов от изумления даже пропустил мимо ушей слова про «типутата» и сроки. — В смысле — нет?! Боеголовка, что ли? Так мне сказали тут — никто его не бомбил…

Горенышев присвистнул:

— Э, так вы ж не знаете ничего про это?! А мы теперь почти что прибрежный поселок. Курорт. До Охотского моря — семнадцать километров.

— Новости… — Романов и правда был ошарашен. Потер лоб. Потом вздохнул: — А, черт… сейчас всему удивляться — так и будешь с открытым ртом ходить… Ну, и что вы делать собирались?

Горенышев придвинул гостю по цветастой клеенке блюдечко с сушками. Посмотрел за окно — на аллею к площади. Заговорил, словно сам все заново оценивая:

— Есть десять ментов с пятью автоматами. Шесть лесников. Есть ополчение. Вы видели. Сотня человек в основном с охотничьими ружьями. Бутылки с горючей смесью наготовили. И все. Бандитов меньше, но у них даже танки есть. И в руках не ружья.

— М-да. Вы не солдат, — прямо сказал Романов.

— Не солдат, — не обиделся Горенышев. — Я хозяйственник. Неплохой. Но бандитам служить не стану и поселок им просто так не отдам. Лучше в бою погибну.

— Уймитесь, — не сердито, скорей с уважением попросил Романов. — Не придется вам погибать в бою. А придется вам восстанавливать ваш консервный завод. Хотя бы его. Ну и там — что еще сможете. Повторяю — никакой спокойной старости не предвидится. Увы.

— То есть… погоди… — Горенышев встал. — Погодите, то есть — вы не уйдете?!

— Уйду. Как только покончу с бандой и увижу, что у вас более-менее наладилось дело.

— У них танки, я ж вам говорю! Или… или у вас что — тоже?!

— С собой не принес, — вздохнул Романов сожалеюще. — Но теперь в лучшем случае у нас их станет на три больше. В худшем… Не будем о грустном. Можно сушку?

Вообще Ломброзо был не прав в корне. Но в жизни иногда встречаются такие яркие типажи, что поневоле приходят на ум мысли о правоте итальянского криминалиста-френолога.

«Делегат» банды, с которым Романов в сопровождении Провоторова встретился на северо-восточном подъездном проселке, был именно таким. Пришел он смело — один, пешком, правда, это была совершенно очевидно та дешевая смелость, которой обладают те, кто ни разу не встречал отпора. «Уголовная рожа», как говорили о подобных людях — чаще всего ошибаясь. И разговор с ходу начал в таком же ключе — очень подходящем к внешности.

— Ты чего со своими тут растопырился? — Романов сдержал улыбку — вот сейчас сделает «пальцы веером»… — Это наши места! Мы за своим пришли!

— В других местах уже все ограбили? — вежливо уточнил Романов. — Разрешите представиться: Романов. Николай Федорович. Вы?..

— Ой, вот не надо только вот это, не надо! — скривился «делегат» и смачно харкнул к сапогам Романова. Умело. С высоким искусством прямо-таки. Не доплюнул до левого носка какой-то сантиметр. Довольно поправил на груди, поверх распахнутой летней кожанки, автомат. — Мы про тебя все знаем! Ты еще в Зажопинске этом по базару терся, а мы уже все знали! Вали обратно за Амур, витязь — тоже мне! Царь Салтан!

— Вы начитанны, — заметил Романов. — Но за Амур я не уйду, потому что вы мешаете.