Денис Бурмистров - Черный выход

Чесноков тоже поднялся.

– Камиль, – сказал он. – Я, собственно, по делу. Извини уж, что так не вовремя…

– Ерунда, – отмахнулся дифферент. – Что за вопрос?

– Мне нужно посмотреть твой альбом с рисунками. Ну у тебя был, помнишь?

Камиль кивнул, указал слабым пальцем в угол, на нагромождение коробок.

– Там, в желтом пакете, все мои альбомы. Я даже спрашивать не буду, зачем они тебе, – пока что не до этого. Ты же с возвратом?

– Само собой!

– Хорошо. Тогда бери. Как нужда отпадет – передай кому-нибудь из наших.

– Я сам занесу, – уверил товарища Гоша.

– Заметано. А сейчас…

– Все, уходим. Держись.

Когда дверь в комнату закрылась, Чесноков с серым лицом защелкнул щеколду.

– Иногда пытаются уйти, – в пол сказал он. – Когда себе отчета не отдают.

В гробовом молчании друзья прошли за Чесноковым в местную библиотеку, безлюдную и прохладную. Библиотекой это помещение можно было назвать с натяжкой – так, небольшое помещение с несколькими рядами книг, импровизированным читальным залом на три стола и толстенными подшивками старых журналов у стенки. Насколько смог заметить Фомин, книги тоже не отличались свежестью и актуальностью, большинство из них он видел еще в своем пионерском детстве.

– Камиль когда-то замечательно рисовал, – сказал Чесноков, усаживаясь за стол и вытаскивая из пакета пачку альбомов для рисования в мягких обложках. – Все подряд рисовал, без разбора. Я помню, его когда сюда привезли, он прямо с альбомом под мышкой и пришел. И с карандашом за ухом. Никогда раньше не видел, чтобы так карандаши носили…

Казалось, он сейчас расплачется. Не то чтобы Чесноков был чересчур эмоциональный или ранимый, но увиденное его явно задело за живое. Чувствовалось, что у него прямо ком в горле стоит. Игорю и самому было как-то неприятно на душе, чего уж говорить про Гошу, который вынужден видеть каждый день, как те, кого он знал с детства, превращаются в… в существ, ничего и никого не помнящих, одержимых лишь одним желанием – уйти вглубь Зоны, чтобы там…

А чтобы что? Насколько Игорь помнил, все опыты по «возвращению» дифферентов Зоне заканчивались плачевно – изменившиеся люди тупо гибли в ловушках, умирали с голоду, заблудившись, ломали себе руки-ноги и прочее. То есть вели себя как самые обычные люди, попавшие на территорию Посещения. С той лишь разницей, что людьми они уже не являлись и не могли контролировать свои действия.

А вот из дифферентов второй и начинающейся третьей стадии выходили хорошие сталкеры. Видимо, вот это внеземное, пробивающееся сквозь естество, контролируемое человеческими разумом и волей, давало некий «нюх» на Зону, лучше помогало ориентироваться в постоянно меняющейся атмосфере аномальной зоны. Правда, недолго. Походы «за забор» сильно форсировали развитие болезни, и после года такой практики человек необратимо изменялся.

Потому Гоша и не ходил в Зону. Оттого и жрал блокаторы, словно конфеты.

Рисунки у Камиля и правда были замечательные. В основном карандашом, изредка мелками или красками. Совсем редко гелевой ручкой. Чесноков попытался разложить альбомы в хронологическом порядке и теперь вспоминал в каком из десяти имеющихся видел то, что они искали. Пока он вспоминал, Игорь и Семен просто листали.

Камиль действительно рисовал все подряд. Тут были и чьи-то портреты, и несколько вариаций вида из окна в разные времена года, и перерисовка понравившихся картинок и рисунков других художников. Получалось живо, достоверно.

А потом Фомину попался, видимо, один из последних альбомов. Здесь уже чувствовались напряженность линий, нарушение пропорций, рисунки стали менее детализированными и более схематичными. Вместо пейзажей и портретов стало много абстракции, каких-то линий, переплетенных спиралей и черных силуэтов. Многие рисунки зачирканы, яростно и густо. Они раздражали, казались резкими и неестественными.

– Вот! – вдруг воскликнул Гоша. – Нашел! Я же помню, что он перерисовывал!

Он разгладил альбомный лист ладонью и положил его в центр стола, всем на обозрение. Семен присвистнул. Игорь не смог сдержать улыбки.

На рисунке была карта местности с сеткой координат. Именно ее отдал трем мальчишкам умирающий рыжий сталкер.

– Слушайте, прямо один в один, – выдохнул Фомин. – Я даже примерно представляю какая местность тут нарисована. Это в глубине Зоны, пригород Бердска.

– Ну-ка, Игорян, дай свой жетон, – протянул руку Семен.

Когда Игорь выложил находку, все трое склонились над картой. Старцев положил рядом пластинку с цифрами.

– Хм, – спустя пару секунд озадачено хмыкнул Семен. – Что бы это значило?

Сетка координат имела деления по долготе и широте от одного до десяти. Если выгравированное на жетоне число «1249» и имело отношение к координатам какой-то точки, то было непонятно как эти координаты вычислить. Игорь попытался найти точку, соответствующую пересечению долготы «1» и широты «2», потом «2» и «4». Потом перепробовал в других комбинациях. Попробовал другие всевозможные вычисления. То же самое делали и его друзья, водя пальцами по бумаге.

– Нет, так мы ничего не поймем, – отстранился Семен. – Непонятно как именно искать. Это будет одна точка? Две? Или вообще четыре?

– Или это шифр от сейфа, – предположил Гоша.

– Во-во, – поддакнул Старцев. – Нужен третий ключ.

Игорь встал из-за стола, прошелся, разминая ноги.

– Третий ключ был у моего отца, – сказал он. – И, судя по всему, вместе с ним пропал. Тело так и не было найдено, впрочем, его и не искали.

– А кто может знать, где именно погиб твой отец? – Чесноков откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – В среде сталкеров такие вещи обычно обсуждаются.

– Можно спросить у Фагота, – подумав, сказал Фомин. – Если была какая информация, то он ее знает. Только он задаром ничего говорить не станет. А еще у кого можно спросить, даже и не знаю. У Разуваева, быть может?

– У главрэкса? – засмеялся Чесноков. – А, ну да, вы же теперь кореша!

– Ой, не ёрничай, – отмахнулся Игорь. – Я просто вариант предложил. Разуваев много чего знает, но вот расскажет ли?

– Ага, ты ему еще скажи зачем тебе эта информация нужна, – не унимался Гоша. – Он тебя с эскортом доставит.

– Это да, не подумал…

– А отчим? – вдруг спросил Семен. – Они же с твоим отцом вроде как дружили?

Фомин сразу отверг такой вариант.

– Нет, – отрезал он. – Отчим – последний к кому я обращусь. Я вообще не уверен, что они дружили. Отчим такой человек, у него нет близких и доверенных.

– А вы с мамой? – спросил Старцев.

Игорь с Гошей понимающе переглянулись – конечно, откуда Семену знать про сложные отношения в семье Фомина.

– Они с Горынычем на ножах, – сказал Гоша.