Александр Афанасьев - Свободное падение

– В машину! Пошел!

Марко рванул машину с места, серб едва не упал, но Сэммел держал его за эвакуационную петлю разгрузки и изо всех сил тянул внутрь. На какое-то мгновение показалось, что они сейчас оба вывалятся из машины, где их сметет озверевшая конная толпа. Но тут кто-то схватил его сзади, в этот момент Марко заложил резкий вираж, уходя вправо, и сербу каким-то чудом удалось толкнуться ногами от откинутой вбок верхней части задней двери – и они ввалились внутрь. По крайней мере, инерция их не тащила больше назад, под копыта.

– Полный! – заорал Сэммел. – Головы вниз! Не подниматься!

«Субурбан» разгонялся на ухабистой дороге, его бросало из стороны в сторону, закрыть задний борт не было никакой возможности. Было видно, как за ними выхлестывают всадники, как они мчатся за ними с криками, как они стреляют им вслед из ружей… автоматов тогда еще не было ни у кого.

Американец как-то уперся ногами и открыл огонь из положения лежа, выцеливая тех, кто опаснее всего. Конные падали, один за другим, но оставшиеся продолжали скакать. Такое ощущение, что где-то открылся портал во времени и конные лавы времен Тамерлана хлынули из него селевым потоком, затапливая весь цивилизованный мир.

– Назад дороги нет! Мы не покроем позором тень великого предка, завещавшего дойти до последнего моря! Только вперед! Нас ждут великие победы и великая добыча, путь к которым идет через этот жалкий городишко! Богатые страны лягут пылью под копыта наших коней, мы разорим вражеские жилища, убьем их баранов, овладеем их несметными стадами. Три раза овладеем! Э-э-э… я хотел сказать, что юные девственницы станут украшением наших шатров, и каждый сможет вытирать жирные руки об их длинные светлые волосы! Так окуем же чужим золотом мечи нашей доблести! [63]

– Полный! – заорал серб и открыл огонь.

Ф-ф-фух-х-х…

Выскочивший навстречу машине всадник разбил о крышу бутылку с коктейлем Молотова, ярко-алое пламя рекой потекло по крыше, ища способ проникнуть к людям. Пронзительно закричала девочка.

Серб короткой очередью сбил конного, Сэммел видел, как тот кувыркнулся с коня, а конь в панике бросился прочь.

– Аллаху Акбар…

– Стреляй!

Где чертов огнетушитель…

Огнетушитель нашелся – и Сэммел сбил пламя. Конные отставали, потому что никакой конь не может тягаться со старым добрым V8.

– Куда? – крикнул спереди Марко.

– Куда хочешь! Просто вывези нас!

Сэммел закрыл борт, обжигая руки о сожженный пламенем металл. Полез вперед, где самое его место.

– Машина два, это Первый, где вы?!

– Идем по улице! Нас преследуют!

– Отрывайтесь!

– Мы пытаемся. Сэр, где точка встречи?

– Они все скомпрометированы! Просто уходите из города как сможете! Ковбои у нас!

– Понял!

«Субурбан» подпрыгнул особенно сильно – кажется, они пересекли пути или еще что. Резко повернул – на сей раз влево. И они увидели бронетранспортер…

– БТР! БТР на шесть!

Не было понятно – он вообще активен или просто брошен. Судя по виду, один из новых бронетранспортеров, в дурацком местном камуфляже (сиреневый с оранжевым), [64]с российской башней – вместо старого «КПВТ» здесь «КОРД» и автоматический гранатомет. Какого хрена он тут стоит?! Какого хрена его просто бросили? Неужели нельзя было сражаться? Какого хрена – что стоит вся гребаная конница против одного-двух бэтээров? Почему они не сражаются…

Да потому что…

Потому что, черт бы все побрал.

Те, кто конструировал новый мировой порядок, плоский мир, основанный на западных, европейских, протестантских ценностях и идеалах, на самом деле мало что знали о мире, располагающемся на четырех пятых земной поверхности. Мире, где отсчет времени идет не от Рождества Христова, где не было протестантской реформации, где никто не читал Библию Короля Якова и не знает, что значат слова «We, the people…». В своей гордыне, густо перемешанной с глупостью и поражающей воображение безответственностью, они даже не подумали изучить этот мир, прежде чем начать кроить его направо, налево. Если бы они хоть немного потратили времени на изучение этого мира, они бы поняли почему.

Если в западном, протестантском мире человеческое общество – не более чем песок, то здесь, на оставшихся четырех пятых, это общество – семья, где все связаны со всеми. Если в западном, протестантском мире положение человека в обществе определяет он сам и государство, то на оставшихся четырех пятых – само общество. Если в западном, протестантском мире человек определяет себя в основном по профессии, по образованию, по социальной страте, кем он является, то на оставшихся четырех пятых – по семье, роду, клану, этносу.

И потому в западном, протестантском мире полицейские из спецотдела по борьбе с беспорядками запросто могут стрелять в своих соотечественников, вышедших на акцию протеста, то здесь каждый выстрел, даже резиновой пулей, как в себя самого. И потому в западном, протестантском мире армия вполне может подавить мятеж военной силой, то здесь каждый выстрел будет рождать кровников и счеты, которые будут тянуться веками и поколениями. И потому в западном, протестантском мире человек, став, скажем охранником, может запросто и застрелить кого-то из своих, охраняя чужое имущество, то здесь он скорее предпочтет бросить все и сбежать, чем ставить себя в условия тяжелейшего и недопустимого для многих выбора. Здесь нет долга, покупаемого за деньги. Здесь есть долг с рождения и навсегда, и бремя его тяжко довлеет над каждым. Тот, кто его нарушит, перестанет быть целостной личностью, порвет все нити, связывающие его с обществом, перестанет быть самим собой. А это – для человека – самое страшное…

И потому американские солдаты, воюющие в Афганистане, постоянно опасаются атак green on blue, выстрелов в спину от афганской армии и полиции, от тех, кого они вооружили. И потому иракские полицейские, нанятые силами стабилизации после падения режима Саддама, выносили лежаки на улицу и целый день лежали у полицейских участков, в то время как англичане и американцы судорожно метались, пытаясь удержать в руках разваливающуюся на сотни озлобленных частей страну. И потому казахские полицейские в бронетранспортере, увидев перед собой разъяренную конную толпу, предпочли не стрелять в нее, а сбежать. Перед ними были не бандиты, не убийцы, не погромщики. Перед ними были казахи, части одного с ними народа, одной общности. Которые для них были много ближе и роднее, чем власть, платившая им жалованье и посадившая за броню, за пулемет бэтээра…

Можно было бы заставить и их стрелять – как сто лет назад стреляли друг в друга РОДНЫЕ в братоубийственной и кровавой бойне, охватившей всю территорию огромной империи. И стреляли, и убивали, и шашками рубили, и в землю живыми закапывали. Но для этого надо было дать идею. Даже не так – ИДЕЮ. То, что будет на голову выше всех родоплеменных отношений, то, что может заставить людей голодать, воевать, убивать. Идея о царствии Божьем на земле, ни больше ни меньше – и прямо сейчас, стоит только одержать победу. Сто лет назад идею дал Ленин. Сегодня – Хаттаб.