Александр Афанасьев - Падение Вавилона

Всего двести с чем-то лет назад на берега нового континента высадились люди. Эти люди были изгнаны со своей родины по разным причинам – кто-то совершил преступление, кто-то не так верил, кто-то просто отправил себя в изгнание сам, не желая жить так, как он жил. Эти люди основали страну, которая должна была стать и для многих стала прибежищем, местом, где можно жить так, как тебе хочется, если это, конечно, не затрагивает права и интересы других людей и если ты вовремя платишь налоги. Эта страна, которую почти что не касались раздиравшие Старый Свет войны, постепенно стала для многих светочем, символом, надеждой. Эту надежду американцы несли по всему миру, и один командир стратегического бомбардировщика, отправляясь на задание, где он мог погибнуть, оставил в дневнике такую запись: «Я предпочел бы, чтобы мои дети погибли, нежели жили под властью какого-то копеечного наполеончика». Эти люди и в самом деле верили в то, что они делали, и в самом деле несли факел свободы туда, где его никогда не было.

Когда же тогда все превратилось в то дерьмо, какое есть сейчас? А черт его знает…

Прием по случаю Дня независимости США, который давался в американском посольстве, был пышным. Если бы стояла задача дать девиз этому празднеству – он был бы «Несмотря ни на что!».

Да, несмотря ни на что! Такие же приемы давались в посольстве в Сайгоне, когда он еще не был Хошимином. Несмотря на то что на дорогах рвутся бомбы, а девяносто процентов территории страны находится под властью исламских комитетов. Несмотря на то, что льется кровь, что сыплются бомбы и летят пули. Несмотря на то что у моджахедов теперь есть установка, с плеча прошибающая снарядом броню БМП, несмотря на то, что потеряно уже шестьсот с лишним вертолетов [1]и тысячи единиц бронетехники, несмотря на то что в Штаты ушло уже пять тысяч гробов, накрытых звездно-полосатым флагом. Несмотря на то, что уже никто ничему не верит и все представители законной власти в провинциях хапают, сколько возможно, готовясь бежать. Несмотря на то что офицеры уже устали, смертельно устали и усталость эта, как серая пелена в глазах, не уходит даже с улыбающихся лиц, несмотря на то что никто уже не видит конца этой войны и мало осталось тех, кто помнит ее начало, несмотря на то что ни один не сможет точно сказать, ради чего все эти жертвы, чего и кому нужно доказать – несмотря на все это праздник будет. С индейкой и фейерверком.

Индейку раздавали на пластиковых тарелочках. У индейки очень жесткое мясо, намного жестче куриного, и как нельзя кстати был бы нож, но ножей не было. Нормальных ножей – а пластиковым такое мясо не режется. Те, кому не хватило одной порции, подходили за добавкой в угол зала, там же давали тыквенный пирог. Оркестр – специально приглашенный живой оркестр – играл какую-то музыку в стиле кантри, веселую и беззаботную.

Марк Уильямс, в костюме – он не раз похвалил себя за предусмотрительность, в галстуке и с бокалом довольно дурного калифорнийского вина, которое было официальным вином вечера, стоял чуть в стороне от основной массы веселящихся в компании довольно-таки солидных людей. Гвоздем программы был специально приглашенный на этот вечер конгрессмен Пола Русецки, еще одна полька из крайних республиканцев, ее считали преемником почившего наконец-то в бозе «главного специалиста по России» Збигнева Бжезинского. Довольно-таки привлекательная республиканка, которую протащили не только в конгресс, но и в комитет по разведке, приехала в Афганистан, чтобы «понять обстановку». В разведке она ни черта не разбиралась, зато пылала тайной страстью к брутальным, бородатым, дурнопахнущим мужикам. Ее брак был фикцией – муж ее, известный адвокат, увы, так же пылал тайной страстью к брутальным, бородатым, дурнопахнущим мужикам, а единственный их ребенок был усыновленным и учился сейчас в Гарварде на специалиста по бизнес-администрированию. Сама же мадам конгрессмен, в молодости предпочитавшая рокеров, была просто в эйфории от представителей афганской национальной армии, которые были приглашены в посольство – она открыла для себя, что военная форма и награды возбуждают ее еще больше. Но в посольстве ничего позволять было нельзя – поэтому она стояла в обществе нескольких афганских офицеров и милого мальчика из разведки и внимала его наставлениям по поводу того, как можно повысить результативность разведдеятельности против талибов. В вопросах разведки мадам Русецки понимала еще меньше, чем Марк Уильямс, все-таки поработавший в ЦРУ и какое-то время проведший в Афганистане – поэтому его предложения казались разумными.

– Так вот… Я и говорю о том, что деятельность разведки неэффективна. Мы не можем, черт возьми, справиться с тем потоком информации, который обрушивается на нас, кто-то должен заниматься предварительной фильтрацией. Понимаете? Есть огромная куча песка, в ней полно камней. Но один из камней – это золотой слиток. Что мы должны сделать? Мы должны взять сито и сначала отделить песок, тогда нам намного проще будет искать золотой слиток. И мы на удивление мало привлекаем к работе местных. Черт, за те же деньги, которые мы платим одному специалисту из США, включая страховку, на поднаем жилья и все прочее – можно нанять десяток местных. Я понимаю, что их квалификация намного ниже – но какие-то дела им вполне можно поручить, есть простая работа, с которой они справятся. Ведь так?

О том, что среди «национальных кадров», которые будут заниматься первичной фильтрацией поступивших в ЦРУ сообщений, безусловно, будут тайные сторонники Талибана, и таким образом Талибан получит прямой доступ к информации американской разведки, а агенты, каждый день рискующие жизнью, будут рано или поздно провалены – Марк Уильямс почему-то не подумал.