Олег Кулагин - Русские сумерки. Клятва трикстера

– Придется чуток обождать, – объяснил фиксатый. И тоже исчез за дверями.

Мы с Кареном переглянулись.

Я нервно дернул бровью. Он успокаивающе подмигнул. И как ни в чем не бывало налил себе минералки в высокий стакан.

Карен пил ее долгими неторопливыми глотками.

А я прокручивал в голове то, что знал о Цебеле. Собственно, знал я немного – и все со слов моего напарника. Раньше у них с Седым были общие дела – на этой почве и скорешились. Потом дорожки разошлись, но все равно какие-то завязки остались. И вероятно, завязки серьезные – раз Карен на него рассчитывал.

С такими людьми только голой дружбы – мало. Всегда должен работать личный интерес.

Плохо, что я о нем не догадываюсь.

Зато знаю, что нас Цебель не ждал – ни сегодня, ни вообще.

Почти неделю назад хорошие друзья Седого вышли на него и изложили печальный расклад – типа сгинул с концами твой дорогой кореш. И подставил его Лаки-бой.

Ответом они оказались довольны. Ответ был такой, что Карен со спокойным сердцем отлеживался эти дни в глухой деревне. Еще и травил мне анекдоты из своей богатой биографии.

Пока он оставался «мертвецом», живые должны были хорошо поработать.

Но сейчас пришло время воскреснуть.

Я вздохнул и нацедил себе минералки. Без газа, холодная и чуть солоноватая. Или это от моей треснувшей губы? Понять я не успел. Едва сделал глоток, чьи-то шаги долетели из небольшого вестибюльчика перед лифтами.

Я повернул голову.

Мужчина средних лет и моложавого вида возник в дверях – этот был не в куртке, а рубашке и дорогом костюме. И вместо короткого ежика у него – модельная прическа, холеные усы и бородка. Незнакомец остановился и пару секунд рассматривал нас внимательным взглядом.

– А чего как неродной? – усмехнулся Карен, медленно вставая с кресла. – Давай хоть поздороваемся, Кот!

Тот изобразил ответную улыбку и не спеша направился к нам.

«Кот! – вспомнил я. – Бывший полицай, сейчас начальник личной охраны Цебеля».

Конечно, кто ж еще должен проверять нарисовавшегося ниоткуда ходячего «покойника».

Они с Седым обнялись. Мне Кот подал руку, а мой спутник представил:

– Это Тень, трикстер .

Начальник охраны слегка нахмурил брови, будто что-то вспоминая, и кивнул. А Карен добавил:

– Тень в курсе проблемы. И это он спас мне жизнь.

Угу, надеюсь, я об этом не пожалею.

А сейчас надо изобразить на лице старательное внимание.

– Шеф вас примет, – объявил Кот. – Пока присядьте, а я ему доложу…

Опять исчез.

Мы вернулись в кресло.

Я взял из вазы сочное яблоко. И успел его съесть до того, как один охранников, повинуясь отданному в наушнике приказу, махнул рукой:

– Пожалуйста, проходите.

Под его чутким присмотром мы прошли к лифту и поднялись на пятый этаж.

Здесь тоже имелись вестибюль и крепкие ребята в кожанках, под которыми угадывались кобуры.

Мы проследовали через массивные стальные двери и оказались в небольшом «предбаннике» – комнате без окон, ярко освещенной диодными светильниками в углах. Прямо по курсу имелась массивная двустворчатая дверь – почти антикварное сооружение, щедро украшенное резными дубовыми панелями.

Именно на эту роскошь указал охранник:

– Вам сюда, – и распахнул одну из створок.

Сам остался снаружи, а мы нырнули в полумрак. Там, впереди, подсвеченные огоньками диодов, угадывались еще одни двери. Тьфу! Кем этот Цебель себя возомнил – средневековым бароном или диктатором из двадцатого века?

Я успел об этом подумать, успел даже вспомнить похожие картинки из сетевых игр и просмотренных еще в детстве фильмов… А через миг будто споткнулся, оцепенел от пронзившей грудь боли.

Нет, это было не злосчастное покалеченное ребро. Я понял это почти сразу. Кое-что другое – куда худшее…

Я схватил Карена за рукав.

Он удивленно обернулся.

– Не надо туда лезть, старичок… – собственный голос показался мне чужим. Словно шелест сухих листьев на ветру.

В тусклых отсветах голубых диодов лицо Карена исказила гримаса раздражения:

– Заткнись и просто иди за мной!

Щелкнул замок – путь для нас был открыт. И ничего уже нельзя изменить?

Седой дернул за ручку, распахивая дверь.

Я стиснул зубы, двигаясь следом.

После тесноватого предбанника кабинет Цебеля выглядел огромным и прямо-таки залитым светом. Дубовые панели на стенах будто светились изнутри медовым блеском. И даже массивный стол в этом сиянии казался почти легким и воздушным.

Только самого Цебеля за ним не было.

– Проходите, – мягко улыбнулся Кот.

Карен пересек комнату, аккуратно ступая по коричневато-рыжему, под оттенок панелей, ковру.

Я держался в нескольких шагах позади.

Вроде все нормально. Броневые жалюзи на окнах опущены. А яркий свет идет только от ламп. Было б удивительно, если б иначе… Думаю, вон из тех дверей впереди должен появиться хозяин кабинета.

Обстановка – почти интимная, как сказал бы Ракетчик…

Почему ж мне настолько неуютно оттого, что два охранника – те, что стоят справа и слева от входа, – теперь оказались за спиной? Почему я почти физически чувствую их взгляды?

Нервы совсем расшатались?

Так нельзя, Тень, соберись. Ты ведь не суеверная бабка.

Ты, в общем, молодой парень, который практически оклемался после всех передряг. И даже жжение на месте чертовой «татуировки» – вполне объяснимо. После общения с рыжим упырем ты вообще пару дней лежал пластом. А было это лишь неделю назад…

– Ну, и где шеф? – чуть раздраженно поинтересовался Карен.

– Здесь, – еще шире улыбнулся Кот.

– Что за игры. Так с друзьями не общаются. Цебель, ау! Хватит таращиться через свои камеры! Это ведь я, – Седой шагнул к столу. – Выходи, потолкуем, как люди… – последнюю фразу он явно оборвал, так и не добавив в конце ругательство.

Чего это с ним?

Почему Седой оцепенел, рассматривая что-то по ту сторону хозяйского стола и кресла?

Я поставил рюкзак на ковер, осторожно ступая, одолел пару метров, отделявшие меня от Карена…

И тоже увидел.

Хозяин кабинета точно был здесь. Отдыхал на полу в крайне неудобной позе. Хотя, вероятно, ему без разницы. Так ли уж существенна поза – когда из груди, как раз напротив сердца, торчит рукоятка ножа?

Красное пятно на рубашке и темное – на ковре смотрятся совсем небольшими. А в зрачках Цебеля застыло удивление.

Казалось, еще чуток, и он встанет, отряхнется и скажет: «Извините за маленькое недоразумение». Но он все не вставал.

А мы молчали.

Целых пять секунд в комнате царило безмолвие – настолько плотное, вязкое, что хриплые вздохи, вырывавшиеся у Седого, казались почти громкими.

Наконец мой напарник пошевелился, стряхивая с себя оцепенение, и глухо выдавил: