Олег Кулагин - Русские сумерки. Клятва трикстера

Метров через сто услышал за собой шаги.

В этот раз Доктор не звал на помощь – сам упорно карабкался через застывший бетонный хаос. Только иногда долетали сопение и негромкая матерная ругань.

Думаю, ему нелегко с покалеченной ногой взбираться по гладким стенам и протискиваться сквозь узкие щели, через которые я сам едва проскальзывал.

«Так тебе и надо!» – подумал я с раздражением. Но еще через десяток шагов все-таки остановился.

Присел на бетонную плиту, терпеливо ожидая, пока он одолеет разделявшие нас метры.

Драгоценное время уходило.

Я знал, что глупо задерживаться. Даже самые строгие ревнители трикстерских понятий согласились бы, что я за него не в ответе. Более того, он сам нарушил неписаный кодекс – когда ринулся в открытую мною изнанку, когда попытался выхватить артефакт у меня из-под носа.

Но сейчас, кусая губы, я его ждал.

Хотя и сам не мог себе ответить – зачем? Может, оттого, что есть на свете кое-что и кроме понятий.

– Давай руку! – сказал я, когда он появился внизу, перед грядой из кусков бетона. Он угрюмо засопел, ничего не ответил. Сам попробовал вскарабкаться, съехал вниз, морщась от боли, и только после этого принял помощь.

Какое-то время мы двигались молча.

Он хромал все сильнее, но старался справляться сам. Лишь изредка опирался на мою руку.

Еще метров через пятьдесят он остановился. Опустился на камень, морщась и массируя ногу. Я терпеливо ждал.

Он махнул рукой:

– Иди… Я сам.

– Ты не успеешь.

– А так не успеем оба. Глянь вверх!

Но я уже и без него видел. Торчащие вместо неба куски верхнего города понемногу опускались ниже. А серебристые «ртутные» шары, висевшие уже почти на одном уровне с железобетонными «горами», заметно тускнели.

С каждой минутой тени вокруг сгущались.

Спектакль почти кончен. И горе зазевавшимся зрителям…

– Пошли! – скомандовал я, почти силком взваливая его руку себе на плечо.

По застывшему хаосу пробираться легче. Мы шли вперед, я кое-как находил ориентиры, и точка назначения становилась все ближе.

Холодная голова – вот доблесть трикстера , так меня учил отец. Даже вдвоем с Доктором у нас еще есть возможность вернуться. А когда впереди показалась сильно искореженная, но до сих пор узнаваемая лестница с детской площадки – я понял, что шансы не так уж малы.

– Поднажмем, – процедил я. И очередной подъем мы одолели почти без заминок, как заправские альпинисты.

Потом, кривясь от боли, Доктор проковылял до вздыбленного куска асфальта, тяжело сел. А я стал наматывать круги вокруг гнутой стали, до сих пор радующей глаз веселенькой желтой раскраской.

– Ты уверен, это то место?

– Уверен, – буркнул я.

Но минута шла за минутой – и ничего не происходило.

Ни холода, ни тепла, ни марева, ни дымки… Никаких намеков на портал, через который я вошел. И через который так надеялся покинуть изнанку .

Доктор сочувственно следил за моими попытками. Наконец не выдержал и озвучил то, о чем я сам начинал догадываться:

– Вход не обязательно должен быть выходом.

Я мрачно оглянулся, а Доктор пожал плечами:

– Иногда фарт изменяет. В любом случае спасибо за помощь… и за игру.

Нет, он не шутил. Сейчас был совершенно серьезным и казался намного старше своих сорока пяти – как древний, припорошенный пылью Будда с седоватыми усами и бородой.

Я качнул головой: «Игра? Сам же говорил – она только начинается…»

Хотя Доктор прав. Что значит вход в изнанку , даже если он уцелел в каменном шторме?

Об этом не сказано в тетради Валкера. Но и так ясно – тот, первый обладатель невидимки , не возвращался старым путем. Зачем? Скорее, без труда покинул изнанку , пользуясь обретенным даром.

А те, кто не обрели, – просто никому уже ни хрена не рассказали…

Я присел на камень.

Опустил веки, пытаясь сосредоточиться, пытаясь хоть что-то придумать. Но вместо свежих мыслей откуда-то из глубин подсознания вдруг выполз непобедимый зверь в смертоносной чешуе. Выполз и ехидно подмигнул: «Неужели там, в красноватом тумане, ты сделал неправильный выбор?»

Я сплюнул.

И услышал рядом задумчивый голос Доктора:

– Что ж, в любом случае стоило попробовать… Скажи хоть, как невидимка выглядела?

– Огромный алый цветок на вершине горы.

– Красиво, очень красиво…

Я мрачно посмотрел в глаза бывшему сопернику:

– А знаешь, на каких удобрениях выросла эта красота?

– Чего тут гадать? – усмехнулся Доктор. – Все Зоны когда-то были нашими городами. И удобрения – везде одинаковы.

Да, он знал. Но такие подробности его давно не впечатляли.

Прав был во многом Отшельник. Невидимка бьет по мозгам – дурманит, как наркотик, ведет вперед, не оставляя выбора, затягивая, словно в темную воронку. Но в зверя превращает не она.

Что ж такое случилось с миром – еще до взорвавшихся мю-коллайдеров? Если даже Доктор, в сущности, не злой человек, готов идти к цели, не замечая, что там хрустит у него под ногами?

Я посмотрел вверх.

Каменное небо медленно опускалось. И «ртутные» шары, теснившиеся уже совсем рядом с вершинами развалин, казались тусклыми, будто погасшие звезды.

Вместо пасмурного дня наступали настоящие сумерки.

Доктор запрокинул голову и вздохнул:

– Да, солнышка теперь не увидим. Но, может, это и лучше…

– Чем лучше?

– Честнее. Только в детстве не различаешь полутонов. А когда доживаешь до моих лет, осознаешь: день и ночь – просто иллюзия.

– А что реальность?

– Сумрак. Один сплошной сумрак… Свет и тьма давно заключили договор. И оставили нам только это.

– Дешевая болтовня… – буркнул я.

– А ты не повзрослел за десять лет. Хотя тогда ты мне верил. Поверь и сейчас: мы все неотделимы от этого сумрака – и трикстеры , и высшие , и даже ненавистный тебе питерский клан… – Он качнул головой, всматриваясь в каменное небо. – Ни света, ни тьмы…

Мне захотелось выругаться. Обложить многоэтажным сгущавшуюся пелену, крикнуть проклятие миру, где зло и добро сплелись в один клубок, смешались, будто в помойной яме. Миру, где я не хочу жить. И умирать тоже не хочу.

Но кускам вздыбленного асфальта и обломкам железобетона было все равно. А Доктор глянул на меня с едкой усмешкой.

Он давно уже решил для себя, давно понял порядок вещей.

Я прочитал все в его глазах. И выдавил ответную улыбку.

Ведь то был его затхлый мир – не мой. В моем – еще ждал целый океан тепла, света и бесконечная высота, по ту сторону холода и тьмы…

…Я опустил веки. Вспомнил, как поднимался по зеленому склону. Отчетливо, будто наяву, увидел стройные ряды – влево и вправо, и впереди – до самого горизонта…

Больше чем армия. Сильнее холода, забытья.