Евгений Гаркушев - Авалон-2314

– Мне не нужны деньги, да и к славе я почти равнодушен, – подумав, ответил Хонгр. – Если я позволил себе расслабиться, купив дорогой автомобиль, это еще ничего не значит. Для меня важна только свобода. А свобода у меня и так есть. Ее не в силах отнять никто.

– И любовь тебе не нужна? – спросила Лилия.

– Любовь или есть, или нет. Ее нельзя заслужить.

– Ты полагаешь?

– Уверен.

– А вот я не уверена.

– То есть ты хочешь сказать, что я должен предать своих, и тогда ты станешь моей?

Лилия всплеснула руками и расхохоталась – звонко, весело. Правда, посерьезнела она быстро.

– Так предать веру? Предать своих? – с выражением продекламировала девушка. – Ты думаешь, я тебе такое предлагаю? Что ты, Хонгр! Я не прекрасная полячка, да и ты не Андрий Бульба. И главное, я не прошу тебя никого предавать. Действуй, как велят твои убеждения, – ведь мы делаем одно дело. Ты убедишься в этом скоро. Очень скоро. И даже не представляешь, кто направляет твою деятельность.

– Ты хотела познакомить меня с ним?

– Да. Но я передумала. Пока рано. А вот если по этому каналу на тебя выйдет кто-то еще, не я – не удивляйся. Хорошо?

– Конечно.

– Ехать тебе придется скоро. Очень скоро, – задумчиво проговорила Лилия. – Береги себя.

* * *

В Аньси мы не остановились – обогнули город по кольцу, перебрались со струны на струну, когда переправлялись через реку. Над большими зданиями, стоящими в отдалении, поднимались дымки, а может быть, столбы пара. Границы как таковой между Китаем и Монголией я не заметил. Пограничного контроля тоже не было.

– Зачем проверять паспорта? – удивилась Марина, когда я решился заговорить с ней на эту тему. Молчать было тягостно, разговаривать – неловко. – Данные с компьютера мобиля передаются в полицейский центр округа в реальном времени. Власти знают, кто, куда и с какой целью следует. Если кому-то удастся заблокировать сигнал, что толку? Его не обслужат в магазине, не пустят в общественное заведение или в частный дом, остановят на улице и препроводят в участок для выяснения личности.

– Выходит, все мы под колпаком у государства?

– Не под колпаком. Мы связаны договором общественной безопасности.

– Понятно, как это сейчас называется.

– А ты разве против того, что люди могут не опасаться за свою жизнь и имущество, честь и свободу?

Марина разгорячилась, и я пожалел, что затеял такой разговор. Сейчас в ней, казалось, проснулась девушка из замка на берегу моря: благородная, наивная, чувственная. Мне невольно захотелось снова пригласить ее в вирт. И так же сильно не хотелось этого. Потому что секс в вирте все же напоминал сусальное золото: красиво, функционально, в чем-то даже лучше, чем в реальности, – да ведь себя не обманешь.

– Честь превыше всего, – ответил я. – Но разве человек не должен сам отстаивать свою честь? Разве в этом ему может помочь государство?

– Еще как. По крайней мере тем, что ограничит возможное давление со стороны злонамеренных лиц. Ведь встречаются такие люди, которым унизить других в радость. И перевоспитать удается не всех. А вот ограничить их порывы вполне возможно. Свобода – осознанная необходимость. Ведь так?

– Ты – поклонница идей Маркса и Энгельса? – поинтересовался я.

– Кого-кого? – переспросила Марина. – Я всегда считала, что так утверждал Спиноза.

– Может быть. А злонамеренных лиц из прошлого постепенно возвращают из небытия?

– До меня доходили слухи, что сомнительных личностей не воскрешают, – заметила девушка. – Пока не выработаны механизмы воспитания и воздействия. Полагаю, скоро ты будешь знать об этом гораздо лучше меня.

Я невольно вздрогнул. Действительно, ведь я теперь работаю в комиссии по этике проекта «Авалон»! Наверное, эта комиссия занимается именно проблемами преступников. Галахад, принимая меня на работу, повел разговор так, будто основная цель комиссии по этике – внушить сомневающимся необходимость воскрешения того или иного человека. Во всяком случае, для себя я понял это так. Но, вполне возможно, комиссия действительно выступает в роли суда, который определяет, кто достоин воскрешения, а кто – нет. Если так, моей новой должности не позавидуешь. Отказывать людям в воскрешении – почти то же самое, что обрекать их на смерть, причем «смерть вторую». Другое дело, что вопрос решается не окончательно и к нему всегда можно вернуться.

– Пока воздержусь от поспешных выводов, – я улыбнулся Марине. – Ты не против, если я покину тебя, поброжу по вирту? Дорога впереди длинная.

– Составить тебе компанию? Куда ты собираешься?

По всей видимости, я покраснел, потому что Марина засмущалась и заявила, натянуто улыбнувшись:

– Хотя нет, наверное, лучше посплю. Осваивай киберпространство сам.

– Мне нужно учиться. Вряд ли тебе будет интересно слушать в Лицее то, о чем ты и так прекрасно знаешь, – сказал я, чтобы не смущать девушку. – Разобраться в современных реалиях не так просто…

– Наверное, – согласилась Марина. – Даже за сто лет мир изменился неузнаваемо. И технологии, и общественные уклады, и преступность.

– Да, о преступности ты, наверное, знаешь даже больше лицейского лектора, – предположил я. – Ведь ты практик.

– Вряд ли. Лицей консультируется у лучших специалистов области – и теоретиков, и практиков, причем ежедневно.

Интересный факт! Я мог бы и сам догадаться, что совершенная обучающая программа прежде всего самообучающаяся, а лектор использует знания самых мудрых людей своего времени, но почему-то воспринимал Лицей как энциклопедию. А он оказался настоящим электронным университетом, со своей профессурой, консультантами, студентами.

– И что же особенного в нынешней преступности? – спросил я.

Марина рассмеялась:

– Можно подумать, ты знаешь, какой она была сто лет назад!

– Но я знаю, какой она была в двадцать первом веке. И в двадцатом.

– Какой же? – заинтересовалась девушка.

За окном мобиля проплывал пустынный пейзаж – выцветшая трава, голые камни. Небо посерело, скоро пойдет дождь. Но в кабине не чувствовалось пронзительного ветра, не ощущался холод. Здесь было тепло и по-настоящему уютно. И не хотелось вспоминать о плохом.

– В первую очередь преступность была экономической. Наверное… Возможности для махинаций сознательно не закрывали – скажем, у меня на Родине долгое время не могли принять закон о декларировании расходов, хотя доходы зачем-то декларировали. Кроме того, ходило много наличных, а их всегда можно украсть, отобрать, выманить… Хватало хулиганства, были и разбойники, маньяки, убийцы. В тюрьмах сидело больше миллиона человек – и тюрьмы были ужасные, с тесными переполненными камерами, без какого бы то ни было воспитания заключенных. В среде милиции также царил произвол: стражи порядка брали взятки, занимались вымогательством, ездили на роскошных автомобилях, покупали недвижимость.