Мэтью Мэзер - Кибершторм

«…по сообщениям, не менее двенадцати человек утонуло, хотя работники аварийных служб делают все возможное, чтобы спасти…»

Какое издевательство. Делают все, чтобы нас спасти.

Карантин тянулся уже четвертые сутки, и люди пытались бежать из города по рекам. Из-за сильных морозов остров Манхэттен попал в ледяное кольцо, и просто сесть в лодку было нельзя, поэтому люди шли по ледяной каше, толкали и тащили за собой все плавучие приспособления, которые им удавалось найти. Многие проваливались под лед.

Когда большие центры спасения закрылись, на улицы высыпали толпы бездомных. Затем открылись новые центры, но их было слишком мало, чтобы справиться с проблемой такого масштаба. Многие здания сгорели, отопления и воды не было. За контейнеры с продовольствием шли ожесточенные бои.

Мы на улицу совсем не выходили.

Десять тысяч погибших. Официальные радиостанции ничего не говорили, но в сообщениях в ячеистой сети мелькало это число – столько умерло на Пенсильванском вокзале, в «Джевице» и других центрах. В городе бушевала эпидемия.

Я открыл дверь квартиры Чака. Там наши женщины готовили чай для всех. Лорен посмотрела на меня, и улыбка на ее лице погасла.

– О боже! Майк, с тобой все в порядке?

Я кивнул, хотя едва держался на ногах.

– Все хорошо. Прилягу на минутку.

В кармане ожил телефон. Сообщение от сержанта Уильямса: «Нашел способ вывезти твою семью с острова. Я к вам приду».

Способ выбраться отсюда!

Я улыбнулся Лорен. Мне захотелось поделиться с ней новостью, я сделал шаг вперед…

И вдруг врезался лицом в пол.

Женщины закричали.

В глазах потемнело.

Младенец вопил у меня на руках.

Грязными руками я вытирал и вытирал его, стараясь очистить, бродил по лесу, шагая по ковру из желтых листьев между белыми стволами берез… Малыш был мокрый, я тоже, и было холодно.

Где все?

Деревня состояла из домов с соломенными крышами, разделенных узкими грязными проходами. От костров, на которых что-то готовилось, шел дым. Появились чумазые дети – любопытные мелкие зверьки.

Может, остановиться?

Надо идти дальше.

Вдруг я взмыл в воздух и полетел, оставляя деревню позади. Подо мной раскачивались на ветру верхушки берез, их последние листья отчаянно цеплялись за ветки. Главное отличие между нашим миром и древним заключалось в том, что мы были связаны со всеми остальными – то, что произошло в одной точке, мгновенно распространялось.

Инфекция.

Вроде меня.

Малыш исчез, и я остался в деревне детей.

Потом впереди возник город – каменный замок, окруженный каменными домами, среди леса на фоне заснеженных гор. Я перелетел к нему и приземлился на мокрой брусчатке в переулке. Мимо прошел мужчина, ведя под уздцы лошадь, которая тащила телегу; мужчина либо не видел меня, либо я был ему безразличен. На телеге лежала гора трупов, худых, словно спички. На пустых улицах звенели беззвучные вопли проклятых.

Общество погибло, началось новое средневековье.

Я стал подниматься по каменной лестнице, которая вела на отвесную стену замка. Вдали на закате кричали чайки, и было слышно, как лесорубы в лесу валят деревья.

Деревья падали одно за другим.

Я поднялся на стену, открыл деревянную дверь и вошел. Теперь мне стало жарко; я горел. В пустой комнате работал телевизор.

«Очередной раунд переговоров по проблемам изменения климата снова закончился ничем – по крайней мере, не принес никаких конкретных результатов. Похоже, мы превзойдем максимальные значения по выбросам углекислого газа, установленные двадцать лет назад, и ученые предсказывают, что к концу столетия температура на планете вырастет на пять-семь градусов. Арктические льды полностью растаяли впервые за миллион лет. Никто не знает, что произойдет…»

Тюк!

Я знал, что произойдет. Мы – страна дармоедов: девяносто восемь процентов населения полагаются на два процента, которые производят продовольствие. Пришло время расплачиваться, и девяносто восемь процентов заплатят по счетам кровью.

Тюк!

Я внезапно оказался снаружи, вместе с лесорубами.

Лес превратился в бесконечную пустошь; тени от пней тянулись по земле, словно ножи. Осталось только одно дерево, и какой-то человек, смеясь, рубил его.

Тюк!

– Заходи.

Тюк…

Открыв глаза, я увидел, что в комнату входит Чак.

В нашу спальню.

Рядом со мной сидела перепуганная Лорен. Увидев, что я очнулся, она прижала руку к губам, и по ее щекам потекли слезы. В глубине сознания я еще слышал, как рубят дерево, – но звук затихал, словно тиканье часов, исчезающих во времени.

– Ну и напугал ты нас, приятель, – сказал Чак.

Он присел на кровать рядом с Лорен.

– Выпей воды, – шепнула Лорен.

Рот у меня был словно набит ватными шариками. Я закашлялся.

Какая слабость.

Со стоном я приподнялся на локте. Лорен прижала к моим губам чашку. Большая часть воды пролилась. Мне удалось набрать немного в рот, и я почувствовал, как она смочила пересохший язык.

Затем я сел, взял у Лорен чашку и снова отпил.

– Видишь? – сказал Чак. – Я же говорил, он поправляется.

– Есть хочешь? – спросила Лорен. – Сможешь что-нибудь поесть?

Могу ли я есть? Хочу ли я есть?

– Не знаю, – прохрипел я. Раздетый догола, я лежал под простынями, обливаясь потом. Я опустил взгляд – и едва узнал свое тело. Я совсем отощал; уже проступили кости. – Давайте попробуем.

– Принесешь риса с курицей? – спросила Лорен у Чака.

Он кивнул.

– Мы мигом тебя подлечим.

– Есть ли новости… – начал я и закашлялся.

Чак остановился у двери.

– От кого?

– От Уильямса. Сержанта Уильямса.

– Нет. А что, должны быть?

Я хотел объяснить, но не хватило сил.

– Тс-с, – шепнула Лорен. – Отдыхай, малыш. Просто отдыхай.

– Он придет сюда, чтобы забрать нас с острова.

Донесся голос Чака:

– Я его встречу. А ты отдыхай.

И вновь начались сны о прыжках и полетах над лесами, над умирающим миром.

Какие-то крики…

Это тоже сон?

Я заставил себя проснуться и заморгал, прислушиваясь к тишине. Перед глазами постепенно проявился темный потолок нашей спальни.

Сколько сейчас времени?

Темно.

Наверное, мне все приснилось.

– ЭТО ОН!

Рядом в кроватке заплакал Люк.

Я рефлекторно попытался нащупать рядом Лорен, но ее в постели не было.

– Просто сядь и успокойся.

Лорен.

Другие приглушенные голоса. Затем кто-то четко сказал:

– Отдай мне пушку.

Это Чак.

Я быстро сел; сразу же закружилась голова, и пришлось снова лечь.

Подкатившись к сыну, я заворковал, стал его успокаивать – не прикасаясь, ведь я не знал, что со мной, и не был уверен в том, что я здоров. Затем, собрав все силы, медленно сел на постели и спустил ноги на пол.