Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)

– Товарищ старшина, – опробовал я командный голос, – одну минуту. Эта девушка со мной.

Патруль уже готовился увести ее куда-то в недра одного из стальных чудовищ, что покачивались на якорях невдалеке от берега. Урсула, одетая в простое крестьянское платье, закутанная в цветную шаль, бросилась мне навстречу, но матросы удержали ее.

– Вы еще кто такой? – Старшина скептически шевельнул тараканьим усом.

– Полковник Марков, разведка.

– Доказательства?

– Что вы чушь порете, старшина? – разозлился я. – Удостоверение, что ли, хотите увидеть?

– Отведи-ка их, Сайдуллаев, обоих в комендатуру, – приказал старшина, – там разберутся, кто ты такой – полковник или беляк недобитый.

По крайней мере нас не разлучили.

Вечером в каюте у молоденького особиста я изложил все начистоту:

– В сложных боевых обстоятельствах товарищ Урсула Майринк, перевербованная мною, проявила удивительное мужество, героизм и сообразительность. Сообщив мне ценную информацию о предательстве консула Крошева, она спасла от провала всю нашу агентурную сеть на острове.

Парнишка долго смотрел на меня дикими глазами.

– Так, – наконец протянул он, – а где медальон-то ваш, товарищ Марков?

Как же приятно слышать этот южнорусский говорок. Я продемонстрировал свежий шрам на затылке:

– Вынужден был снять. В целях конспирации. Под угрозой смерти.

Выдрать из-под кожи медальон с товарищем Сталиным? Это не понравилось особисту. Впрочем, из-под стражи нас с Урсулой освободили и дали отдельную каюту. За ужином (макароны по-флотски, кислая капуста и чай) давешний усатый старшина подмигнул мне:

– Ты уж не серчай. Такое наше дело, военное, беспокойное. А вам с фройленкой твоей по ордену теперь, глядишь, нацепят. Мыль сюртук!

Вне времени и пространства

– Спасибо, Артур… и прости меня.

– Мое имя Леонид.

– Леонид… Лео… я – Хлоя. Прости, если можешь, Леонид. Я выполняла приказ.

– Нет нужды извиняться. Я нашел тебя не для того, чтобы мстить.

Тонкий дымок ее папиросы медленно извивается в полумраке крошечной каюты. Прямо под иллюминатором поплескивает фосфоресцирующая волна – и где-то далеко внизу едва слышно тарахтят сквозь дрему двигатели «Свердлова», но здесь тихо и покойно. Здесь пахнет сонным теплом простыней.

– Впервые за столько месяцев я могу расслабиться и безмятежно лежать вот так, глядя на лунный свет, – говорит Хлоя.

– Я тоже.

– И будь что будет.

Я касаюсь рукой ее светлых волос:

– Все будет хорошо.

– Всех немцев в Гаване собирают для отправки в лагеря, ты слышал?

– Да.

– Значит, скоро война… может быть, завтра… мы будем союзниками, вот увидишь.

– Будем надеяться. К сожалению, не все в СССР знают, что творит Гитлер на оккупированных территориях.

– Очень хорошо, дорогой, – она кладет свою тонкую руку мне на плечо, – я не могла бы остаться с тобой, если б мы стали врагами.

– Хлоя…

– Я отказалась от любви, от выгодной партии, от родительского поместья в Нью-Гэмпшире, от всего – для своей Родины. Я пью водку и ром, как мужчина, я убиваю и краду, я отдаю свою молодость и красоту сладострастным садистам – все для того, чтобы защитить Америку, чтобы прославить ее имя. Все наши союзники в Европе пали – осталась лишь голодная, выжженная немецкими бомбардировками Британия. Можешь считать меня странной, чокнутой аристократкой… но я верю, что ты тоже идешь на жертвы ради своей страны. Ты способен понять.

– Да, долг перед народом превыше всего.

– Превыше любви?

Я долго молчал, глядя на дым.

– Не могу сказать. Я никогда не знал любви.

– Никогда не знал… Отчего же ты не бросил меня, даже скрыл от своих, что я американская шпионка? – В ее глазах дрожал отраженный слезами фиолетовый лунный свет. – Ведь я могу выведать здесь ваши секреты…

– Хлоя, тс-с…

Кладу палец на ее губы.

– Вспомни, что сказал этот твой Хемингуэй. Наслаждайтесь мгновением, ибо завтра может быть поздно.

– Но я не знаю, что завтра…

– А завтра – завтра мы с тобой поднимемся в штабную гондолу, и адмирал Ткаченко решит нашу судьбу. Он мой давний товарищ, еще с Гражданской войны, отличный старик. Договорюсь с ним, чтобы нас не разлучили. Придумаю что-нибудь.

– Я верю тебе.

– Вот и отлично. Иди сюда…

22 июня 1941 года, где-то в Атлантическом океане, 16:20 по гаванскому времени

Михаил Африканович Ткаченко долго мял меня единственной уцелевшей рукой и хрипло смеялся, сверкая стальным зубом:

– Лёнька, черт проклятый, неужели это ты? Едрить-колотить твою на семь ветров, не верю своему глазу! Совсем не меняешься. А я – видал чего…

Он стукнул себя по металлической кисти левой руки – та отозвалась гулким эхом.

– Это самураи меня на Халхин-Голе гранатой. А это, – он коснулся черной повязки на глазу, – в прошлую зиму финн шрапнелью поцеловал. Все пустое! Одним глазом и одной рукой я не хуже флотом командую. Кто там есть живой, Егорыч? – гаркнул он в коридор. – Тащите спирт, сало, что там еще!

Накрыли стол. Мы с Урсулой украдкой поглядывали в иллюминатор – внизу, в разрывах облаков, синело море. Дирижабль двигался плавно – лишь иногда возникало странное ощущение – будто пол уходил из-под ног. Справа по борту наплывали исполинские туши аэростатов; ветер с бешеной силой терзал красные полотнища на вантах.

– А девку где ж такую оторвал, Лёнь? Немочка, что ли? – трещал стремительно краснеющий от водки Ткаченко. – Был бы я годков на десять моложе, да со своими руками-глазами, одним махом бы ее у тебя отбил, ты б не успел даже штанов расстегнуть. Ну, вздрогнем… Молодцы вы оба, ребята, что там крутить. Государственная награда никуда теперь от тебя не уйдет, Леонид! На-ка, видел это?

Он схватил со стола, сунул мне в руки распечатку радиофотографий: газеты за вчерашнее число. «Варварская акция гитлеровцев: убийство советского торгпреда в Гаване», «Советский лидер Сталин: глубокой ошибкой и непростительным заблуждением было бы считать, что в ответ на террор мы продемонстрируем нерешительность и буржуазную пассивность». Лондонская «Таймс» сучила ножками от негодования: Советы использовали гаванский инцидент как повод для оккупации Кубы. Черчилль потребовал экстренного совещания Лиги Наций и отправки воздушного флота Британии в Карибский бассейн.

Сегодняшние западные газеты были еще категоричнее: кое-кто справедливо замечал, что советский воздушный и морской флот навалился на Гавану всего спустя несколько часов после убийства консула – значит находился неподалеку. Невозможно пересечь Атлантику так быстро. Нарком обороны Тимошенко в интервью «Правде» ссылался на проходившие неподалеку учения, но кого можно убедить такой «липой»? Впрочем, важно лишь то, что останется в истории, а историю пишут победители. Они просто умолчат о фантастических скоростях советского флота.