Александр Прокопович - Крымский Ковчег

Утром директор обнаружил Марию у себя в кабинете. Больше всего Ефима позабавило лицо Николая. Тот изо всех сил старался сделать вид, что так и должно быть – в запертом кабинете по утрам материализуются посетители. Если им назначено. Было не совсем понятно, как от таких гостей защищать босса. Вот это «не совсем понятно» сейчас и читалось весьма отчетливо на лбу телохранителя.

Николая Ефим изучал недолго. И дело было не в появлении Марии – дело было в том, как она сейчас выглядела. У директора имелись разные версии по поводу возраста гостьи. Когда-то он с трудом мог поверить, что это именно та женщина, о которой рассказывал отец. Со временем поверил в лишние три десятка лет, которые, казалось, не обнаружить никакому хоть чем вооруженному взгляду. Постепенно смирился с тем, что и трех десятков будет мало. Сейчас уже можно было не гадать. Мария смотрелась очень здорово как для собственной прапрабабки. Кожа все еще держится на костях, и все вместе даже не начало разлагаться, хотя давно пора.

– Это вы? Простите…

– Извиняться не нужно. Здорово меня приложило?

– Впечатляюще.

– Не хотела вас шокировать, но дело есть дело. Мы должны сегодня хорошо поработать. Косметолог подождет.

Ефим Маркович не собирался спорить, он даже не пытался спросить – над чем именно придется работать и почему именно сейчас. Было забавно, что именно сейчас. Именно тогда, когда он, наконец, начал спрашивать себя – зачем вообще это все.

– Кто-то еще нужен?

– Сегодня наша пушка должна выстрелить. Я не хотела торопиться, но, как видно, времени не осталось. Нужны будут все, кроме Кривого. И ваш телохранитель тоже может только помешать.

Николая передернуло. Наверное, он попытался представить все случаи, в которых телохранитель может помешать и кому именно обычно мешают бодигарды.

В последние несколько дней Елена как будто нащупала ритм. Ей удавалось не открывать ту заслонку в сознании, где спряталось все важное и уже ненужное. Она не вспоминала Антона и не считала дни. Пластик на горле раздражал не больше, чем любой другой предмет, из-за которого могла постоянно чесаться шея, – и не помыть толком, только еще раз провести пальцем по краю – уже ставшим привычным жестом.

Если бы только каждую ночь ей не снился сон о том, что и ее ошейник, и болезнь, и приют – это сон. И каждое утро она заново проваливалась в здесь и сейчас.

Помогали листья. Вставала Елена рано и сразу бралась за дело. Каждая ночь усердно готовила для Лены новую работу. Не так и много деревьев было вокруг приюта, но то ли ветер, то ли чудо – листьев меньше не становилось. Приют еще спал, когда Лена жгла костер из листьев.

У костра впервые почувствовала давно обещанное болезнью – голова работала странно. Вдруг увидела, казалось, каждый листик, съедаемый огнем, рассмотрела каждую жилку, каждый оттенок – от уже утонувших в золе до еле тронутых желтизной. Осторожно подняла голову – дело было не в костре. Будто в первый раз увидела небо – не увидела голубого – тысячи оттенков между серым и синим.

Но вдруг обострившееся зрение было не самым пугающим ощущением. Лена по-новому слышала и обоняла – слышала каждый звук, каждый запах отдельно, словно вдруг у нее разом прибавилась еще сотня чувств вместо привычных пяти.

Она вдруг почувствовала вкус собственной слюны, осязала каждую нить, коснувшуюся ее кожи.

Лена зависала, как компьютер, на котором пытаются открыть уж слишком габаритный файл. Последней каплей стали запахи. Услышала все запахи своего тела, запахи костра, запахи двора… Уже теряя сознание, уже падая, смотрела в небо. Последнее, что услышала, – глубокий бас все вел свою партию на границе слуха. Смотрела в небо и слушала, знала – это звук полета облаков.

Потеряла сознание, пришла в себя у потухшего костра – повезло. Приступ длился недолго. Так же, как и следующий. Со временем она научилась уже в самом начале, пока еще контролировала свое тело, усаживаться так, чтобы не упасть.

Удавалось это еще и потому, что, стоило начаться приступу, Лена напрочь теряла способность удивляться. Будто включение режима сверхвосприятия одновременно выключало все эмоции. Прежде чем подвиснуть, компьютер, в который превращалась Лена, вел себя как положено – холодно и отстраненно.

Приступы стали такой же частью ее жизни, как вечерний душ и утренняя медитация. Правда, в последнее время медитаций Лена ждала и боялась. Потому что появился шанс.

Это тоже были приступы, но совсем другого рода – стоило ей войти в транс… Теперь в транс она входила с какой-то пугающей легкостью: хватало солнечного зайчика на стене, тиканья часов, ритма собственных шагов… Она не просто отключалась от внешнего мира. Она выходила на следующий уровень. Мир мягко прогибался и старательно лепился в нужную ей сторону. Проблема была в том, что этой самой нужностью Лена никак не могла научиться управлять.

За последние несколько дней случалось разное. Спарринг, который закончился быстро, и Лена не помнила, как он проходил. Она всегда довольно неплохо управлялась с деревянным мечом – боккэном, но никогда не выигрывала схватку против нескольких противников. Ей снова повезло – каким-то чудом все двенадцать учеников остались живы. В прошлый раз её удача гуманно вывела ее из транса как раз в тот момент, когда она уже вот-вот должна была совершить короткую пробежку с крыши на землю. Тогда в первый раз Лена пожалела, что рядом нет Антона. Было легко сделать этот последний шаг, было трудно не увидеть его хотя бы еще раз. Лена осторожно спустилась с черепичной крыши.

Сегодня это случилось в третий раз. Двор был чист. Каждый день она убирала листья и всегда знала – завтра будет чем заняться. Не сегодня. Во дворе ни одного листика – голый асфальт, на деревьях сплошь зелень, намертво вцепившаяся в ветки.

Если бы она смогла поставила задачу себе в момент своего странного существования в бессознательном состоянии вылечиться, снять ошейник, все бы получилось.

– Твоя работа закончена, Лена. – Директор подошел неслышно. Не один. Женщина, державшаяся чуть позади, когда-то была красавицей. Даже сейчас, несмотря на возраст, она оставалась женщиной, о которой можно мечтать. Женщина, прожившая очень долго и многое повидавшая. – Мария хочет с тобой поговорить. Пойдем?

Наверное, Лена еще не до конца пришла в себя, потому что в нормальном состоянии люди такого не делают.

Серебристая сфера в руках Марии, кажется, жила своей особенной жизни, хозяйка не замечала, как металлическое яблоко переходило из руки в руку, ныряло в ладонь, почти падало с тыльной стороны, снова пряталось и снова выбиралось наружу.

Удар был точен. Древко метелки нашло «чернильницу» с уверенностью кия в руках мастера. Второй удар был нанесен еще до того, как Мария осознала первый. На этот раз он был не менее точен, но куда сильнее – Лена не пыталась загнать шар в лузу, она хотела его разбить. Ей это удалось. Там, где только что была «чернильница», осталась только лужица черной тягучей жидкости диаметром сантиметра три. Микроволна прошла по поверхности этого озерца, еще через мгновение оно исчезло. Все тот же голый асфальт. Директор успел подхватить Марию. Лене повезло меньше – она грохнулась прямо на асфальт, казалось, она потеряла сознание ровно в то мгновение, когда ее метла нанесла последний удар. Ефиму Марковичу придется подождать с вопросами. Николай второй раз за день изо всех сил пытался сделать вид, что все как обычно.