Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

— Да. Мы, кажется, почти у цели.

— День пути, — прикинул Алексей.

— Вроде того.

— Эй, вождь, поднимай жопу! — растолкал он ногой свернувшегося калачиком Елдана. — Что это за гора?

— Это… — тот зачерпнул снега в ладонь и утёр заспанную физиономию. — Ай, — сощурился он, загораживаясь рукой от восходящего солнца. — Похоже, Камень.

— Какой камень?

— Косьвинский. Какой же ещё? Он самый здоровый тут… — речь Елдана прервалась хрипами и бульканьем.

— Спасибо, — вытер Ткач клинок о его плечо, сделав шаг в сторону, чтобы не попасть под струю бьющей из перерезанного горла крови. — Эти манси, как дети, ей богу, — изрек мой напарник, убирая нож.

— Хуже, — возразил я, вспомнив Ольгу. — Но ты от них недалеко ушёл.

— Это почему?

— Только последние дебилы убивают проводников.

— А накой он нам теперь? Ты же сам сказал, что мы у цели.

— Я сказал "кажется".

— Он подтвердил, что это Косьвинский камень.

— Он сказал "похоже".

— Слушай, — скривился Ткач, — не будь таким занудным мудаком. Лучше, оставайся привычной бесчеловечной мразью. Эта гнида, — пнул он конвульсивно подёргивающийся труп, — прекрасно знала, чем для него всё закончится. Ни сегодня — завтра, он завёл бы нас в ловушку. Постарался бы. Разве нет? Ему ведь терять нечего. А я не люблю бродить по кишащей нечестью тайге с тем, кому нечего терять, и кто хочет моей смерти.

— В таком случае, Алексей, мне следует убить тебя прямо сейчас. Разве нет?

— Точно, — ощерился Ткач. — Но почему же ты этого не сделаешь? — состроил он нарочито задумчивую гримасу. — Ах да! Ты ведь не знаешь кода.

— Ты переоцениваешь мою практичность. Я частенько принимаю импульсивные решения.

— Пустишь всё коту под хвост из-за дохлого манси? — "невзначай" приподнял Ткач автомат, чем заставил Красавчика насторожиться.

— Может и пущу. Но не из-за дохлого манси, а из-за твоей самодеятельности. Признаться, она меня здорово раздражает. А терпение моё не безгранично. К тому же, у меня слишком мало радостей в жизни, чтобы отказывать себе в такой ерунде как спонтанное убийство ради удовольствия. Я — мутант. С меня спрос какой? Но ты-то, Алексей, человек. Эталонный, если не считать алкоголизма. Так, будь любезен, постарайся соответствовать высоким стандартам своего биологического вида. И не буди, пожалуйста, животные инстинкты, свойственные таким продуктам вырождения, как я. Договорились?

Ткач сглотнул и со второй попытки сумел-таки заставить себя опустить ствол.

Давно заметил, что спокойный вкрадчивый тон производит на человека куда более действенный эффект, чем бурное негодование с криками и экспрессивными телодвижениями. В этом плане человек похож на собаку. Лающий пёс атакует с куда меньшей вероятностью, чем тот, что тихо рычит, прижав уши. И желание отогнать последнего поленом уступает желанию осторожно отступить, не провоцируя конфликта.

— Договорились.

— Вот и славно. Разбирай эту халабуду, выдвигаемся.

Целый день толкая в гору нарты, которые Красавчик тянул всё с большим трудом, мы были несказанно рады обнаружить к ночи еще одну охотничью избушку. Но, к сожалению, от нее остались лишь три почерневшие бревенчатые стены. Нас, однако, это обстоятельство не смутило, и через час в углу остатков этого искусственного укрытия от ветра красовался балаган. Третья же стена пошла на дрова. "Глюпый" Елдан знатно позаботился о наших желудках. Одно плохо — сытому и разморенному в тепле костра мне, согласно очерёдности, первому выпало охранять покой и сон напарника. Это было непросто. Глаза сами собой закрывались, а перед ними время от времени мелькали картинки из нашего долгого пути от Соликамска до Косьвинского камня.

Не люблю воспоминания. Они всегда не вовремя. Или лишают сна, когда выдается часок-другой, чтобы восстановить силы, или наоборот притупляют внимание и навевают сон, когда надо бодрствовать, как сейчас. К тому же тени прошлого не способствуют пищеварению и вызывают стойкое желание накачать себя бухлом под завязку, что не в плюс ни здоровью, ни делам. Но иногда перебрать пробежавшие дни, как четки бывает необходимо. Тем более вход в хранилище вот он, совсем рядом. Крест, ставший глазом медведя в шаловливых Ольгиных руках, разрисовавших всю карту. Но Ткачу совсем необязательно об этом знать. Завтра утром туда и полезем, а пока есть время, почему бы не прикинуть, каким образом нам выбираться отсюда в случае чего.

Нет, конечно, я уверен в успехе нашего предприятия, иначе бы и не пошел, но соломку в виде нескольких запасных вариантов отхода подстелить надо. Не исключено, что придется сваливать налегке, и по тем же самым местам не хотелось бы. Когда только вступали во все это дерьмо, казалось, что хуже пермских слепых подземных тварей быть ничего уже не может. Но природа-матушка, вернее та чокнутая старуха, в которую она превратилась после войны, подбрасывала нам раз за разом все новые сюрпризы. Сейчас мы с Ткачем, конечно, оба в жестком минусе, но после всего того, что произошло, можно считать, что легко отделались.

Могло ли быть лучше?

Хер его знает. Я особых косяков за собой не припомню. Разве что бабе этой золотой нужно было отсыпать монет, не жаться. А так даже Ткач показал себя молодцом. Вот только в конце подгадил. Не стоило кончать Елдана. Мы бы его сейчас первым в подземелье запустили, а так придется кому-то из нас лезть. Кстати, за этим Алексеем теперь нужен глаз да глаз. На уме у него явно неспокойно. Я, как носитель карты свою ценность вот-вот потеряю, а он все еще ценный хранитель заветных цифр. Как бы не пострелять нам друг друга из-за взаимной паранойи. Хотя, будь я на месте Ткача, я бы себя не стал пускать в расход. Обратно еще ровно столько же пиздовать, и в одиночку выжить будет сложновато. Но я — не Ткач.

Одно радует, на какое-то время, на несколько дней уж точно, можно будет забыть об этом колотуне, без устали сковывающем руки и обжигающем лицо. Там внизу будет просто холодно. Разве я когда-нибудь мог представить, что стану мечтать о том, чтобы просто дрожать от холода? Легкий и приятный морозец — это совсем не то, что чувствовать, как отваливаются от ломоты заледеневшие пальцы, будто по ним лупят розгами.

Больно. Чертовски больно. Но я терплю, стиснув зубы так, что они едва не крошатся.

— Ты всё понял, сучёнок?! — орёт мне в лицо Валет, потрясая отмоченным в солёной воде ивовым прутом.

Я молча киваю.

— Скажи, что всё понял! — снова орёт он, раскрасневшийся от бухла и от злости, что не может выдавить ни слезы из упрямого сопляка, посмевшего без спросу тронуть его драгоценное барахло.

Я снова киваю, и снова получаю прутом по пальцам.

Блядь! Все-таки заснул. Это Красавчик, мой недоношенный пес, кусает меня за рукавицы.