Владимир Свержин - Гнездо Седого Ворона

— Может, все еще обойдется, — сказала она нарочито громко и спокойно. — Ведь даже Трактирщик признал, что это несчастный случай. Если бы Усач утонул, разве стали бы винить реку?

Народ на террасе загомонил, кто одобрительно, кто возмущенно. Наконец, двери старого Трактира распахнулись, и на пороге, нервно поправляя ремень портупеи, возник лейтенант Нуралиев. Он был вовсе не в восторге от новой роли.

— Суд постановил, — срывающимся голосом выкрикнул офицер, — у Лешаги не было злого умысла, и смерть Усача наступила вследствие несчастного случая!..

— Вот видишь! — крепко хватая за руку Марата, воскликнула Лил. — Я же говорила!

— Но кровь была пролита, — нехотя продолжал комендант, опустив глаза, — и Лешага причастен к этому. В силу чего он подлежит изгнанию из Трактира до следующего заката, без права когда-либо вновь появляться здесь. Ему сохраняется все имущество, и награда за его голову не будет объявлена.

— Я сам дам награду за его голову, — раздался звучный голос Рустама. — А за тебя, падаль, я награду дам за каждую часть отдельно.

Новоявленный шериф сделал вид, что не слышит выкриков стража, и продолжал, все так же глядя в пространство:

— Преследование Лешаги организовано не будет. Но всякий, кто пойдет с ним, станет здесь считаться несогласным с решением суда, не признающим его справедливость, а значит — изгнанным из Трактира на тех же условиях.

— Да пропади вы все пропадом! — взвился Марат. — Да если бы не мы с Лешагой, кто из вас был бы жив сегодня?!

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — быстро закончил лейтенант.

— Марат! — громко произнесла Лилия. — Времени мало. Пошли собираться.

— Э, куда пошли?! Я с вами, — закидывая автомат за спину, вскочил с места Заурбек.

— Куда?! — процедил Рустам.

— Куда ноги принесут, там буду. А только не здесь. Здесь падалью воняет!

Эргез ловко запрыгнул на коня, поднял его на дыбы и дал шенкеля по крутым бокам. Четверо гвардейцев Пророка, дождавшись, пока наместник скроется из виду, немедленно вскочили в седла и последовали за ним. Халиф терпеть не мог во время одиноких прогулок замечать подле себя недреманную стражу. Кто бы посмел заступить ему дорогу?! Кто бы решился напоить кровью его Шамшир, блистающий, словно взгляд неумолимой смерти? Но приказ не обсуждается, а приказ гласил: не упускать наместника из виду.

Сейчас ему было не до телохранителей. Смерть брата кровоточащей раной терзала душу, требуя отмщения. Эргезу припомнился тот воистину судьбоносный миг, когда там, на горном плато, они с Ильшахом увидели Пророка. Тот восседал на огромном белом жеребце. Одежда его тускло серебрилась в лучах закатного солнца. Он сбросил шлем на руки оруженосцу, и народ в мгновение ока преклонил колени: тысячи и тысячи спасенных им в Тот День подростков, иногда — совсем детей. Эргез помнил, будто это было вчера, точно и не минули с тех пор долгие, наполненные огнем и кровью годы.

Аттила поднялся в стременах и простер руку над своим народом, и в наступившей тишине было слышно, как где-то на дальних кручах перепрыгивают со скалы на скалу горные козлы.

— Настал день открыть вам истину! — возгласил Пророк, обводя слушателей все понимающим мудрым взором темных, словно безлунная ночь, глаз. — Все вы — дети тех, кто оплакал ближних, пережил боль утрат и радость спасения. Но кто из вас знает, отчего Создатель мира низверг человечество в Бездну, как некогда поступил с воинством мятежных ангелов? Чего ждет он от тех, кого в несказанной милости сберег для иной доли?

Я поведаю вам о том. Долго терпел Предвечный надругательство над миром, им созданным, сожалея о людях, как о заблудших овцах.

И до меня Он посылал им Пророков, несущих Слово Его.

Он даровал заветы Моисею, однако народ позабыл о них, едва миновала опасность. В благодарность за избавление они заменили Дух мертвой буквой. Они сказали: лишь мы — любимые сыны божьи, лишь с нами верен завет его. Все же прочие — лишь прах в его глазах, и что нам за дело до них? Рассуждая так, народ, возомнивший себя избранным, позабыв о Боге, упился величием пустых слов.

Тогда Он прислал Иисуса — Пророка своего, и люди распяли его, не желая слушать. Те же, кто услышал, позабыв о сути, наперебой твердили, что они первейшие из учеников и, стало быть, должны править миром от имени того, кто омывал ноги усталому путнику.

Тогда Господь разгневался, но все же, в величайшей милости своей, он снова открыл путь Истины человеку по имени Магомет. Но кроме Слова, рожденного Богом, Он даровал ему саблю, чтобы карать дерзнувших попрать дар Творца Небесного. Но, как бы ни преуспел Магомет, все же и его старания были тщетны.

Мир погряз в грехе, он погружался в пучину его так, что и макушки уже не было видно. И грянул тогда Гнев Отца Нашего, и наступил Тот День. Но предтечей этого страшного часа было явление на земле Растлителя Душ, Врага рода человеческого, Прародителя Лжи и Змея Бездны, воплотившегося в человеческом облике — Эдварда Ноллана!

Коленопреклоненная толпа яростно взвыла, готовая растерзать виновника всех бед человечества. Эргез в первый миг даже испуганно глянул на брата. Ему никогда прежде не доводилось слышать такого громогласного рева и видеть столько рук, грозящих восходящей луне. Конечно, он в свои семь невеликих годков знал, что злодей Ноллан обрек Землю на гибель, и теперь из своего Темного Чертога на Луне с радостью взирает на дело рук своих, наслаждаясь страданиями выживших. Но лишь теперь, оказавшись в самой гуще своего народа, Эргез ощутил сполна, как сжигает сердце испепеляющая ненависть, как требует она взять оружие в руки, чтобы покарать чудовище бездны — Прародителя Лжи.

Халиф легонько тронул удила, сдерживая скакуна. Сабля на боку позвякивала в такт конскому шагу, напоминая о высоком долге наместника правоверных. Эргез чувствовал: где-то совсем близко притаились «несокрушимые» в черных сферах-шлемах, но сейчас ему было не до них.

Он вспоминал, как тогда, глядя на гигантского воина в отливающих серебром одеяниях, принял непреложное решение, что всегда будет с ним, что бы ни случилось впредь. Он всегда будет первейшим из первых, даже если придется сложить голову и отдать кровь по капле.

Избранник Пророка тяжело вздохнул. Перед внутренним взором возник образ младшего брата, которому он тогда сказал:

— Я пойду с ним и стану его… — тогда будущий халиф еще не знал, как он будет зваться, став наместником великого Аттилы, но ему было откуда-то известно, какое будущее ему предначертано.

А голос Владыки Правоверных в тот час звучал все громче:

— Всевышний разгневался на погрязших в грехе, на кичливых и неразумных тварей своих. Но гнев его сродни милости, ибо он очистил землю от скверны, оставив лишь истинно верных и тех, в чьих душах увидел искру божьего дыхания. Искру, которую не променяли заблудшие на пустой блеск обманных богатств Ноллана, эту чечевичную похлебку, вызывающую смертельную изжогу.