Владимир Свержин - Гнездо Седого Ворона

— Ты там еще живой? — раздался откуда-то сверху неуверенный голос Тиля.

— Да, — юнец начал выползать из-под мертвеца. В спине недруга торчал нож, который сказитель обычно таскал на поясе.

— Только прошу, никому не говори, что это сделал я. Ты же знаешь, мне нельзя!..

— Откуда ты здесь взялся?! — вытаскивая клинок из раны и передавая песнопевцу, спросил драконид.

— Я увидел, что он тебя повалил, и поспешил на помощь, — нервно вздрагивающий спутник героев начал отряхиваться, демонстрируя, что спешка вышла сумбурной и не всегда ногами вниз. — Только я не знал, как еще помочь. Никому не говори, прошу тебя… А что будем делать дальше? — спросил он, глядя на высокий холм.

— Дальше? — ученик Лешаги оскалился. — А ну-ка, помоги мне перетащить эту штуковину. Сейчас мы устроим смотр строя и песни. — Юнец, кряхтя, ухватился за трубу. — Какая плита тяжеленная!

— Я помогу тебе!

— Бери коробку с минами и смотри, не урони! С этим я и сам управлюсь.

Ворота отворились, и школьный учитель, набрав в грудь побольше воздуха, шагнул вперед, протягивая руку для приветствия. Перед глазами плыло от страха, и он с трудом удерживал себя, чтобы не дать стрекача. Но нет, он не мог бежать. Односельчане, замерев, смотрели на него в ожидании, что сейчас будет. Большинство зрителей когда-то были его учениками.

— Я рад приветствовать, — крича, словно пытаясь отбросить пришедших звуковой волной, начал он, — нашего достойного земляка!

Старый Бирюк отодвинул стоящего перед ним человека, как отвел бы ветку, загородившую путь. Учитель попытался напрячь осязание, чтобы почувствовать через неказистую одежду, насколько холодна его рука.

«Мороз не пробирает, — подумалось ему. — А мертвяков, поговаривают, только коснись, всего словно обмораживает!»

Эта мысль утешила наставника юных оболтусов, и он даже заулыбался.

«Чего уж там. Бирюк как Бирюк. С чего вдруг такой шум? Ну, ушел куда-то на девять дней, ну, вернулся не пойми с кем. Чего только на свете не бывает. Что тут особенного!»

— Где депутат? — смерив учителя тяжелым взглядом, едва размыкая губы, процедил вернувшийся.

Новоявленный герой мотнул головой в сторону ближайшего глинобитного строения. Из-за угла с двустволкой в руках, заметно робея, показался народный избранник. Он старался выглядеть уверенно, но упрямые ноги совершенно не хотели нести его навстречу почтенному земляку.

— Обустройте! — кивая на гиганта, еле державшегося на ногах, скомандовал Наставник Боя. — Я принесу отвар, будете поить три раза в день после еды. Еду — самую отменную.

— А ты? — взяв, наконец, себя в руки, вымолвил глава селения.

— Завтра поутру уйду, — буркнул Старый Бирюк.

— Когда вернешься? — депутат в этот миг гордился собой, голос его не дрожал.

— Когда вернусь, — сказал, как отрезал.

— А он? — уже деловито осведомился народный избранник.

— Станет на ноги — заменит меня.

— Но…

Тяжелый взгляд, казалось, вдавил готовые сорваться с языка слова обратно в горло.

— Он хорош.

Подоспевшие селяне, еще совсем недавно затеявшие охоту на такую неподъемную добычу, испуганно закивали головами.

— Вы, четверо, — скомандовал Наставник Боя, находя в толпе бывших учеников, — отнесите к лекарю.

Недавно вернувшиеся из Бунка парни, едва услышав знакомый с малых лет командный голос, привычно бросились выполнять приказ. Каждый из них знал, как Старый Бирюк обходится с теми, кто, не приведи, Ноллан, замешкается или, страшно подумать, посмеет ослушаться. После его науки служба в Бунке казалась отдыхом от трудов праведных.

— Как звать-то его? — засуетился депутат, представляя, как нелегко будет наладить отношения с незнакомцем.

— Очухается — скажет. — Старый Бирюк повернулся спиной к собравшейся у ворот толпе и зашагал к своему жилищу.

— Мог бы хоть поблагодарить нас, — буркнул глава селения. — Что за человек!

Торжище в Трактире было обильней, чем обычно. Изъяв на поле боя оружие и боеприпасы, комендант счел задачу выполненной, и, едва ушли солдаты трофейной команды, тьма стервятников накинулась на трупы, стаскивая обувь, отстегивая фляги, ища, чем можно поживиться. Это было их законной добычей, и ни новоявленный шериф, ни сам Трактирщик слова бы не сказали торжествующим победителям.

Нынче добыча лежала на прилавках. Рядом с поношенными штанами легко было найти забавно тикающую коробочку для определения времени, совсем как та, что носил сам лейтенант. Съехавшиеся со всех концов Дикого Поля караванщики, удивленно покачивая головами, ходили меж рядами, приценивались, цокали языками, торговались до хрипоты, желая как можно выгоднее прикупить чужестранную диковинку. Воистину, содержимое тороков, снятых с коней противника, могло обеспечить безбедную жизнь удачливым падальщикам вплоть до самой зимы.

— Вот он, — один из солдат формируемого гарнизона указал на широкоплечего мужчину, разглядывающего длинные бусы из прозрачного желтооранжевого камня, что привозили из Питербунка.

Мужчина был высок, статен и, очевидно, силен, однако на широком поясе, охватывающем его живот, не было видно даже плохонького ножа — явный знак рабского положения.

Бойцы патруля двинулись было вперед.

— Нет! — остановил их командир. — Подождем, покуда выйдет с торжища. Примем на улице.

— А если попробует скрыться?

— Приятели его уже попробовали, — хмыкнул старший.

— Но этого Нуралиев велел, кровь из носа, взять живьем.

Начальник с двумя полосками тесьмы поперек линялого погона обернулся к подчиненным:

— Ты — бегом к коменданту, скажи, что нужно подкрепление. Пусть закроют выход из рынка в сторону моста. А мы втроем будем его туда выдавливать. Будьте осторожны и не стреляйте без крайней нужды!

Один из солдат козырнул и стремглав бросился к выходу с базара, расталкивая прохожих, шумно выражающих свое неудовольствие.

Раб продолжал внимательно разглядывать теплые, будто наполненные утренним светом камни, словно больше ничто в этом мире его не интересовало.

Эта картина несказанно обнадежила командира патруля. Двое соплеменников объекта наблюдения, остановившиеся в доме торговца Исмаила, оказались столь умелыми и свирепыми бойцами, что взять их живьем не было никакой возможности. Когда в помещение ворвались солдаты, только и удалось, что не дать одному из них на последнем издыхании заколоть дрожащего от ужаса купца.

Но этот вроде бы настроен благодушно, да и то сказать — теплый камень из Питербунка — немалая редкость. Живущим за Срединным Хребтом не то что видеть, но и слышать вряд ли о таком доводилось.

Старший патрульный и сам бы не знал, когда бы в Павловбунке, в кабинете Самого, не висела картина, выложенная этим камнем — величайшее сокровище!