Александр Афанасьев - Законы войны

– …и мы сделаем вот что. Мы забросим удочки и будем ждать, кто и когда на них клюнет. Удочками будут мобильные. Нашим преимуществом будет то, что мы знаем их заводские номера и сможем их отслеживать, даже если они поменяют сим-карту перед тем, как звонить с них или писать на них, – они знают, как мы отслеживаем телефоны, и потому это делают. Но вот того, что мы знаем заводские номера телефонов, – они не знают и не ждут этого. Завтра мы с тобой потеряем по телефону. И послезавтра тоже. Потом – купим или раздобудем еще телефонов, сделаем несколько звонков, запишем несколько роликов – и тоже потеряем. Их кто-то найдет и будет использовать, часть из них отнимут в участке и еще какая-то часть попадет в руки тех, кого мы ищем. Часть сдадут в дукан на перепродажу – мы тоже сможем что-то поиметь с этого. Они их используют и попадутся, засветят свои точки, свою инфраструктуру. Всю активность этих телефонов мы будем отслеживать через эти два компьютера. Будем смотреть, где и что проявится.

Несколько секунд Араб сидел, переваривая сказанное.

– Но ведь это займет время. Месяцы, может быть, и годы.

– Да, точно. Месяцы. Но то, что складывалось годами, – за два дня не разгромить. Мы будем осторожны и терпеливы, мы не покажем, что знаем что-то лишнее. И только когда мы поймем, что знаем достаточно, – мы нанесем удар и накроем всю сеть целиком. Выкорчуем всю эту мразь до последнего человека и отправим в края доброй охоты. Только тогда мы сможем сказать про себя: да, я сделал все, чтобы эта гребаная война прекратилась. По рукам?

Араб протянул руку:

– По рукам.

– Сударь…

Я повернулся. Отчаянно краснеющая афганка стояла со старинным медным подносом, напоминая индийскую статуэтку, из тех, которые продают на базаре.

– Ваш чай, сударь…

И почему-то сразу стало легче на душе. Тяжело жить среди предательства, грязи и мерзости. Даже таким, как мы, время от времени нужно что-то человеческое. Хотя бы и чашка заваренного с любовью чая…

Назавтра мы с Арабом, как и было договорено, потеряли по мобильнику. Я свой оставил в ресторане, не богатом и не бедном, средней руки. Конечно же – его схватит халдей и не вернет, сдаст в дукан, сочтя это чаевыми.

И пусть.

А через несколько дней я сам купил два компьютера, никому не говоря, снял небольшое помещение и поставил их там. И снабдил теми же самыми программами, чтобы параллельно отслеживать всю информацию. И теперь я буду говорить Арабу далеко не о всех мобильниках, которые теряю. И посмотрим – проявятся они или нет.

Доверять нельзя никому. Даже самым близким людям. Вот так я и живу…

Вот и прошел еще один год нашей жизни, еще один год крови, пота и слез. Еще один год нашей войны в Афганистане.

Я сидел в отогнанной с дороги машине марки «Датсун», в нескольких сотнях метров от Барджаи, пригорода афганской столицы, сейчас уже почти сросшегося с самим городом Кабулом. Это был довольно приличный район, район вилл и деловых зданий, в которых квартировали купцы – базара рядом не было, но это-то и привлекало купцов, здесь была тишина. По странному стечению обстоятельств – именно здесь, в одном из домов этого района уже дважды засветились мобильные телефоны, которые мы потеряли или позволили украсть. Характер этих выходов на связь – короткие звонки, мертвая тишина после них – заставил предположить, что здесь что-то не ладно.

Мы поступили просто. Ночью на одном из столбов, по которому здесь подавалось электричество, установили небольшую, но отличного качества, с хорошим разрешением веб-камеру. Она работала в режиме фотоаппарата, один снимок каждые тридцать секунд, но по поданной через Интернет команде переходила в режим непрерывной съемки. Информация сбрасывалась на промежуточный анонимный сервер, перекодировалась, после чего помещалась в другой анонимный сервер в режим хранения. Мы заходили вручную и забирали, проверяли архив.

Сегодняшняя проверка показала, что около подозрительного здания было движение. А поскольку проверять все равно надо было – ночью пришлось пожертвовать.

Для этого у нас был Бык, к которому в последнее время пристрастилась, похоже, половина всего русского контингента. Мерзкое химическое питие, изобретенное в Материковой Японии для того, чтобы китайские рабы могли работать по двадцать часов в сутки, не уставая. Из европейцев его впервые пригубил австро-венгерский турист [102], чудом попавший в Циндао – германский сеттльмент в бывшем Китае. Сейчас его производили по всему миру, в том числе и в России – пили его обычно дальнобойщики и те, кому предстояла веселая и интересная ночь. В каком-то смысле – веселая и интересная ночь предстояла и нам с Арабом. На случай, если она станет неумеренно веселой, у меня был автомат с глушителем и термооптическим прицелом и барабанный гранатомет с солидным запасом гранат. То, что мы делали, было против всяких правил, подобного рода операции не проводят вдвоем и без поддержки. Именно потому у нас были все шансы добиться успеха.

Араб в это время должен был быть уже в городе, его транспортным средством был мотоцикл, который мы возили прикрепленным к багажнику на крыше «Датсуна». У него была интересная особенность – помимо обычного мотора с более эффективным, чем обычный, глушителем у него была батарея-конденсатор в раме, так что он мог преодолеть полтора километра со скоростью около тридцати километров в час совершенно бесшумно. Крайне полезная опция для спецназовца, действующего за линией фронта.

Впрочем, разговорился я что-то. Вон и Араб вышел на связь – он уже на исходной. А я сейчас проверю запущенный с руки беспилотник и буду смотреть, чтобы никто лишний к нему не подобрался…

Араб положил мотоцикл на бок в самом начале узкой улочки – далековато на случай, если придется уносить ноги, но что делать. Тут была совершенно очаровательная куча мусора, которую утром должны были забрать, и на ее фоне мотоцикл был совершенно не виден. Особенно если его еще и прикрыть мешковиной.

Вот… так.

Араб моментально избавился от белой рубашки, которая могла выдать его в темноте, скатал и засунул к себе в рюкзак. Теперь все, что на нем было надето, было черного или темного цвета, и ничего из этого не могло выдать его в темноте. Несмотря на то что здесь было темно, лишь малосильные уличные фонари прожигали мрак, оставляя на черном бархате ночи желтые дыры – необходимо было предпринять все меры предосторожности. Человеческий глаз – превосходный созданный многими тысячами лет эволюции инструмент, и активировать его может один-единственный фотон, попавший на сетчатку.