Глеб Бобров - Украина в огне

Уехали, называется, от войны подальше… Все. Надо теперь говорить «были». Нет больше врачебной династии Зеленских.

Развернулся:

— Узнала? — Алена молчит… еще бы! — Еще раз спрашиваю, узнала? — иногда надо не орать, достаточно — понизить голос.

— Да…

Смысл — пытать?! Как она может ее и не знать?! Сотни раз по своим медицинским делам пересекались. Сколько всего таких врачей на тот город?! И вообще, Алена-то при чем? Ей, наверняка, не меньше моего в душу досталось…

Развернулся плечами — пожал холодную руку. Она ответила легким добрым движением. Держись, девочка, скоро уже… Мамсик отпустила меня и прижалась к Глашке. Обе переваривают пережитой кошмар. Как-то надо перешагнуть через этот кусок нашей жизни. Проглотить… Похоронить в себе.

Границу прошли за час с копейками. С милицейским эскортом, под завывания мигалок, проскочили до Ростова. На Лиховском мосту менты отдали кортежу честь. Я так и не понял — или перепутали с какой-то делегацией, или все фронтовые машины из Малороссии теперь «на караул» встречать положено. Может, лично на пацанов накатило: сами стоят — в броне, касках и с кастрированными «АКСами» [106] «АКСМУ-74» — автомат Калашникова складной модифицированный укороченный, кал. 5,45 мм. . Типа — в предчувствии…

К полудню получил заветный, еще пахнувший горячим ламинатом квадрат с широкой красной диагональю, перламутровыми голографическими гербами и собственным красным номером. «Красные» — это мы, малороссияне. «Синие» — дончаки. «Зеленые» — харьковчане. Такой пропуск на лобовом — дорогого стоит. Всего семь дней, правда, но зато — чего душе угодно на машине твори: залейся водярой, обвешайся оружием, навали полон салон нелегалов, взрывчатки в багажник и… катайся, дорогой товарищ, по трем приграничным областям, сутки напролет в свое полное удовольствие — хоть жопой вперед по разделителю.

Мне, правда, и нужно-то всего — без проблем и задрочек на бесчисленных постах промотнуться в Богучар: сдать девчонок Мамсиковым родителям и за сутки успеть обратно. Вопрос, конечно, не в расстоянии — чего там ехать до той «Божьей чарки»: вместе с ростовскими петляниями — лениво ковыряя пальцем в носу по широкой М-04 — неполные четыре часа. Вопрос в моем возвращении… Представляю, как Алена разобидится, да только назад — я уже не сдам…

В Ростове сел на холку Дёмычу; потом, придавив, взялся за Стаса. Ор стоял на весь горотдел — даже, хлюпая наспех накинутыми брониками, прибежали менты «тревожной» группы — но в конце, окончательно посадив Валеркин мобильник, договорились. Встречаемся с Демьяненко на Изваринской таможне завтра с двенадцати ноль-ноль. К этому времени Кравец решает вопрос с войсковым обеспечением и оперативным сопровождением. Дёма и его волкодавы уходят под мою команду. Официально — охрана, негласно — сторожа, притормозить, на всякий случай. Всем — неделя на зачистку района от мародеров и их крыш. Вопросы «наверху» решает Стас. Наше дело — встретиться на границе и присматривать за проведением спецоперации. Полномочия, как с выбриком, раздраженно выразился член Военсовета, — «ноу лимитэд».

Через триста пятьдесят километров пути наша «рэнушка» пересекла помпезную придорожную стелу с юрким зверьком на желто-зеленом фоне. Ну, здравствуй, кузница невест и родина сказочников — Петров град Богучар!

Предчувствуя неминуемый домашний скандал, нарисованный хорек, блестя пьяным глазом, ехидно показал мне алый язык. Привет, привет, родной! И я рад тебя видеть…

Войсковой группировкой оказался недоукомплектованный батальон буслаевского полка под командованием майора Колодия. Оперативным сопровождением — три бывших омоновца из ближайшего окружения Ярослава Узварко и один бывший гэбист из штаба Владимира Каргалина — командующего южным фронтом, к коему относится Краснодонской район с соокраинами и всем приграничьем.

Официально спецоперацией «кєрував» Михаил Богданович. Правда, он откровенно побаивался толпы непонятно каких, но весьма приближенных к Военсовету рож и посему за руки нас не придерживал, а, упрямо бурча под нос, выполнял все наши пожелания. Хлопцы Ярика осуществляли функции глаз и ушей, причем отлично, на все сто задачу отработали — совершенно конкретные ребята. В то, чем занимался каргалинский эмиссар, я так, честно сказать, до конца и не въехал, но свой участок общей координации, видать, делал исправно. Во всяком случае, уважением пользовался огромным, плюс сам вместе с остальными не чурался ни с БТРа не слазить, ни «АКМ» из рук не выпускать.

С первых дней повального шмона тридцатикилометровая зона вдоль сектора отработки вздрогнула и замерла в немом ужасе. В придорожных поселках запылали особняки и богатые подворья. Езда на мотоциклах стала самоубийственным аттракционом смертников. Ублюдочное выражение лица — приговором. Полновесной свинцовой слезинкой отлились промысловикам кошмары беженских ночей. Все причастные к приграничному беспределу, невзирая на должности, возраст и пол, выхватывали по максимальному счету. Продажные мусора, рядышком с рядовыми налетчиками, снопами валились под стены складов награбленного. У сунувшихся под раздачу родственников и родителей трещали ребра и вмиг вылетали кровавые сопли. Приговор гопнику автоматом означал уничтожение всего хозяйства, имущества и скота. Дети платили — быстрым сиротством, родители — неминуемой нищетой: расплатой за собственных выродков. Вот думайте теперь, кого вырастили! Круговая порука и поселковое кумовство сплошной родни не могло противостоять раздробленным пальцам и сточенным, по-живому, зубам. Мародерство из лихого образа жизни и доходного бизнеса в одночасье превратилось в несмываемое проклятие и неминуемую расплату.

Начали, разумеется, с поселка Урало-Кавказ. Сяву не взяли, хотя и искали, как никого — по слухам, ушел в окрестности Давыдо-Никольского, гнида. Ну, туда всей армией Республики соваться надо, не меньше, и то — после войны. Традиции, никуда не денешься: исторически — всесоюзная малина «откинувшихся», вышедших после отсидки на зоне урок. Банду его пошерстили минимум наполовину. Публично, для наглядности, укокошили «смотрящего» — из Сявиных родственничков бандюган. Хозяйство — сожгли, как и еще десятки в поселке. Скотину — вырезали. Под руку не повезло то ли брату, то ли свату — такой же урод, весь синий от многочисленных ходок, лишь возрастом — вдвое старше. Сунулся, в самый разгар, с гунявыми терками и, разумеется, тут же получил прикладом в череп. Причем так выгреб, что к концу погрома богатой усадьбы врезал дуба. И — хер с ним! Одной околевшей пакостью больше…

Помню, еще в институте много спорили о роли Ивана Грозного. Юные моралисты-историки мантии судей примеряли. Попал тогда основательно: за попытку вякнуть в защиту «Новгородского Усмирения» чуть глаза не выдрали. Я-то, наивный, исходил с точки зрения задач по «собиранию страны» и централизации государственной власти. Оказалось же: «гуманизм — юбер аллес». Понятно — масштабы, накал да и эпохи — несопоставимы, но общее — налицо. Куда деваться от реального опыта? Вот — жизнь наглядно подтверждает: иногда жестокость — единственное противоядие. Ведь, по сути, все дерьмо в мире — от безнаказанности. И коль нет страха перед воздаянием свыше, приходится порой кому-то из небрезгливых надевать забрызганный красным фартук и желтую резину на руки да идти — в какашках копаться. Бывает и такая работенка, не из приятных…