Максим Хорсун - Зона Посещения. Бродяга Дик

Слева – пожухлый ковыль стоит стеной. На самые высокие былинки намоталась паутина и трепещет на легком ветру призрачной сетью. Гайки уходят в ковыль, словно в темную воду. Не видно, куда падают и как. Лезть в ковыль тоже нежелательно…

А сзади…

Чьи-то неверные шаги. Шлеп-шлеп, клац-клац…

Как будто обезьяна скачет по отвалам щебня, приближаясь зигзагами. И беда в том, не видно, кто или что это, хотя луна щедро освещает пустошь. Только от звука этих пьяных шагов – мурашки по коже, хотя Гризли вовсе не кисейная барышня.

А наверху кружит паутина. Даже на карачки не приподняться – присосется пиявкой, врастет в мясо. И тогда – не жилец больше, хотя побегать сможешь еще час-другой. От паутины нет противоядия, эти серебристые росчерки – блеск косы самой Костлявой.

Обложила Зона. Сурово взялась за них.

И вроде этим участком Зоны ходили не раз. И Периметр рядом – но не выбраться. Словно перемешались все дорожки, знаки и приметы исчезли, из-под земли выросли препятствия, а аномалии переползли и расположились на новых, прежде безопасных территориях.

Ждать – это то единственное, что они могут предпринять. Но секунды ожидания уходят, впитываясь в замусоренную землю. А «пьяные» шаги все ближе и ближе, и вот уже слышно, как скатывается щебень по крутым склонам отвалов.

Торопыга Плюмбум дышал, как собака, вывалив язык и капая слюной. Хороший он, собственно, парень, Торопыга, хоть нескладный и несимпатичный: жены нет, детей нет. Зато в доме на окраине Хармонта у него какая-никакая лаборатория, и ходит он в Зону не ради баксов, а в научных целях.

«У нас должна быть альтернатива Институту, – говаривал, бывало, Торопыга, устанавливая датчики по обе стороны шарика «черных брызг», на который он намеревался пустить лазерный луч. – Своя: без всякой бюрократии, без институтской службы безопасности – без этих мордоворотов с пушками, только наука. Народная наука…»

Правда, сейчас Торопыга Плюмбум, скорее всего, крыл мысленно матом и «народную науку», и собственный идеализм.

Гризли же перевернулся на спину. Он попытался это сделать без лишних телодвижений, но серебристая паутина точно что-то почувствовала. Подсвеченная лунным светом нить упала вниз, зависла, неспешно вращаясь, над лицом сталкера. Гризли подул на нее: скорее машинально, чем осознанно. Танец нити в токе воздуха ускорился, паутина скользнула в нескольких дюймах над лежащим человеком, едва не зацепилась за мысок ботинка, но потом лениво, как бы сомневаясь, поплыла вверх.

Гризли вытянул из-за пояса старый кольт. От пистолета в Зоне проку мало, к тому же если патруль сцапает со стволом – вот тебе и отягчающее обстоятельство. Но видавший виды шестизарядный револьвер был для Гризли вроде талисмана: холод его рубчатой рукояти успокаивал, а запах смазки действовал благодатней понюшки кокаина.

Гризли перехватил рукоять двумя руками. Отвел большим пальцем курок и направил ствол на просвет между двумя отвалами щебня.

К звуку шаркающих шагов примешался механический гул. И сейчас же из тени вынырнуло нелепое существо: не то мутант, не то какое-то иное порождение Зоны. Пирамидальная голова на длинной тонкой шее, четыре такие же тонкие насекомьи лапы, расположенное горизонтально угловатое туловище. Пьяно шатаясь, существо перло вперед на приникших к земле людей.

Картоха сунул мешок с хабаром под живот, словно собираясь защищать добычу до последнего. А Торопыга охнул и просипел влажным шепотом:

– Гризли, стреляй! Стреляй!

Гризли опустил кольт.

– Это же… институтка. Чур меня!

Сталкер последнего поколения – полевой исследовательский робот серии «Проницательность», принадлежащий Институту, – уставился на людей объективами трех камер: тепловой, обычной и предназначенной для получения микроскопических изображений грунта и объектов на грунте.

– Приплыли, – буркнул Картоха. – Можно помахать рукой, и нас увидят в Институте?

– Не нужно, – отозвался Гризли. Он уже заметил, что роботу здорово досталось: судя по виляющей походке, у «Проницательности» были неполадки с гироскопом, а задние лапы, к тому же, обросли «ржавым мочалом». Видимо, вляпался в аномалию. Не помогли избежать беды самые передовые детекторы, не помогла пневмопушка, расположенная в голове под камерами: она стреляла пластиковыми снарядами с медным сердечником, позволяя обнаружить аномальные пятна старым добрым способом.

Гризли присмотрелся. Блеснула в лунном свете маркировка – «U7».

– Ребята, это – «седьмой», – тихо проговорил сталкер. – Он был направлен в Сердце Зоны. Официально контакт с ним утрачен полгода назад. Он ничего не передает в Институт.

Картоха флегматично выругался. А Торопыга задергался, как дождевой червяк, пытаясь развернуться, чтобы рассмотреть робота.

– Да не суетись ты! – бросил Торопыге Гризли.

– Выходит, это уже и не совсем наша жестянка, – бесстрастно подвел итог Картоха.

– Как пить дать, ребята, что ходит он по безопасному маршруту, – зачастил Торопыга. – Робот – на автопилоте. Помните, как раньше «галоши» возвращались из Зоны – повторяя путь, проложенный проводником? А вот этот – кружит. Замкнуло что-то в мозгах, вот он и закольцевался.

– Заткнись, Торопыжина! – одновременно прошипели Гризли и Картоха.

Бывает, Зона так действует на человека, что он начинает болтать без умолку. Это что-то вроде истерики. За болтовней обычно следуют резкие жесты, суетливые перемещения и, чаще всего, – смерть от соприкосновения с опасной аномалией.

Торопыга послушно прикусил язык. Уродливая тень механического сталкера накрыла его черным пледом. Робот ковылял себе дальше, поводя головой из стороны в сторону. Из корпуса, испачканного в глине и покрытого потеками, похожими на язвины от пролитой кислоты, слышался гул сервомеханизмов и гидравлических приводов. Работая на «вечной батарейке», «Проницательность» мог годами бродить в автономном режиме, пока не случится критическая поломка.

Паутина закружилась возле робота. Серебристые нити липли к голове и к корпусу, сейчас же сливаясь по цвету с металлом. Робот прошел между Гризли и Торопыгой, шагнул на заросший ковылем участок. Пожухлая трава ломалась с костяным хрустом под механическими лапами. Гризли понял, что Торопыга неправ: «Проницательность» двигался не по сохраненному в памяти маршруту, иначе на траве остался бы заметный след от предыдущей проходки, а шел напролом. По крайней мере – со стороны так казалось.

Однако робот собрал на себя паутину и расчистил проход в сухих зарослях. На его пути не было ни гравитационных концентраторов, ни термических капканов. Гризли сел, Картоха, продолжая прижимать к себе мешок с хабаром, тоже устроился на заднице. Торопыга снова завозился, собираясь подняться, но его окриком заставили остаться на земле.