Максим Хорсун - Зона Посещения. Бродяга Дик

Строгов обернулся:

– Ты об этом сейчас думаешь? Гм… Может быть, квантовая запутанность? Наши состояния взаимосвязаны, сколь далеко друг от друга мы бы ни находились. Другой термин в голову не приходит.

– Да, – Ким улыбнулась. – Однажды я зашла в книжную лавку на Бродвее и спросила что-нибудь Стивена Хокинга. Продавец ответил: «Сейчас-сейчас. Только вы, девушка, неправильно говорите: не Стивен Хокинг, а Стивен Кинг!»

Строгов выдавил смешок.

– В таком случае, я берусь предположить, что мы скоро встретимся снова. Это произойдет в Хармонте, и, вероятно, этим вечером, в месте, где звучит ретро-музыка, и где подают правильные стейки. За нас – весь квантовый мир! Так сам Хокинг велел.

Ким пихнула Строгова локтем.

– Вероятность встречи успел подсчитать?

– Вероятность велика.

– Кто тебя так учил назначать свидания? Перенормируй. И все большие числа исчезнут вместе с большими надеждами, – проговорила она с наигранной угрозой.

– Нормируй не нормируй, все равно получишь то, что не рифмуется в переводе на английский, – невпопад ответил Строгов. – Мы, кстати, пришли.

Он положил лапу на самую, наверное, неопрятную, замызганную и обшарпанную дверь в Институте и толкнул. На Ким пахнуло крепкими сигаретами и мускусом. Богатырская фигура Строгова загромождала дверной проем, и Ким видела лишь солнечный свет, что лупил в окна, заливая помещение.

– Начальник! Куда ты без стука прешь? – прозвучал развязный голос. – Тут тебе не тоталитарный Чернобыль! Тут чтут права и свободы граждан!

– Молчать! – отрезал Строгов. – Я вам женщину привел.

В комнате тут же засвистели и заулюлюкали.

– Что же ты сразу не сказал? Друг! Брат! Скорее веди! – зазвучали наперебой голоса. – Уберите со спинки стула носки! Кто повесил сушиться? Окурки – на фиг! В окно! Уберите с дивана хлам… это не хлам, это Баклажан дрыхнет? Все равно разбудите, пусть освободит полигон!

Ким поморщилась. Ей захотелось незаметно отступить и на цыпочках рвануть по коридору к лифту. Но Строгов уже был за порогом и указал на нее рукой.

– И вот она заходит! Внемлите!

– Здрасти… – сквозь зубы буркнула Ким.

Трое. Точнее – четверо. Один и в самом деле похож на груду хлама: сизый от щетины, с засаленными волосами, в серой спецовке. Маленькие глазки прищурены, руки прижаты к бокам.

– Антонио Баклажан Гамбетта, – представил его Строгов.

– Очприятно, – просипел Баклажан и потрусил к умывальнику, криво висящему на стене сбоку от дверей.

– Мартин, – Строгов указал на бритого под ноль негра, который глумливо скалился, разглядывая Ким.

– Горжусь знакомством! – негр кивнул, пустив лысиной по потолку солнечный зайчик.

– Бруно, – представил Строгов следующего экс-сталкера – тучного здоровяка с покрытым пятнами шрамов широким лицом и ломаным-переломаным носом, чьи оголенные по плечи руки были темны от татуировок.

– Падай, Мэри Сью, – Бруно развернул к Ким стул, со спинки которого так и не сняли застиранные носки.

– Я не Мэри Сью, – поджав губы, бросила Ким.

– Все вы так говорите поначалу, – с ленцой ответил Бруно.

– И Маттакуши – наш человек из якудзы, – Строгов похлопал по спине седовласого японца, который рассматривал Ким, приподняв на лоб телескопические очки. На Маттакуши был старомодный костюм-тройка. На рукавах темнели аккуратные заплаты.

«И не жарко ему?!» – мельком подумала Ким.

– Младший научный сотрудник, – отрывисто отрекомендовался японец.

– Распрекрасно, – Ким еще раз окинула взглядом комнату и ее обитателей. Маттакуши и Мартин сидели по разные стороны стола, в центре которого из-под перевернутого граненого стакана слепо пялился бельмастый «рачий глаз». Бруно оккупировал потертое кресло с продавленным сиденьем: на одном подлокотнике – пепельница, на другом – ветхая Библия и пульт дистанционного управления телевизором. По телеку – плазме, настолько сильно засвеченной солнцем, что разглядеть что-то на экране было невозможно, – шла трансляция боксерского поединка.

– Я Кимберли Стюарт, работаю в газете «Дейли Телеграф»…

– Мы что-то слышали, – перебил Мартин. – Известная журналистка, вроде? Верно, Майкл?

– А то, – усмехнулся Строгов, присаживаясь на подоконник.

– Я собираюсь написать большой аналитический материал о Хармонте, его жителях и о Зоне, – деловым тоном, как на планерке у мистера Пибоди, поведала Ким. – Естественно, я бы хотела взять несколько интервью со сталкерами.

– Кто сталкер? – округлил глаза Мартин. – Где сталкер? Баклажан, ты, что ли?

«Рачий глаз» заметался под стаканом, зыркая то на одного проводника, то на другого. Баклажан фыркнул, умываясь. А Бруно проговорил низким голосом.

– Нечего поднимать из праха то, что давно мертво, Мэри Сью.

– Мы давно не сталкеры, – сказал Баклажан, с пристрастием вытирая полотенцем лицо.

– Мы – скромные трудяги на окладе, – подхватил Мартин и оскалился. Верхняя губа его пошла складками, ноздри раздулись, неприятно напомнив Ким свиное рыло. И смеялся Мартин тоже отвратительно: «Х-х-х! Х-х-х!»

– Пацаны, быстро перестали кокетничать! – распорядился Строгов. – Девушка здесь на работе, а вы дурака валяете. Вы ведь герои, что бы мы без вас делали?

– Не части, Михаэль, – Бруно выключил телевизор. – Ты бы о нашем героизме прокурору рассказал. Он, может, и скосил бы тогда год-другой.

Ким наскучило слушать перепалку, и она решила потянуть одеяло на себя.

– Я слышала, будто те, кто ходит в Зону, обладают сверхчеловеческим чутьем. Это правда? – она посмотрела на японца, поскольку тот был самым старшим в компании и наверняка самым опытным. Но Маттакуши только развел руками и стал рассеяно листать потрепанный выпуск «Плейбоя», лежащий перед ним на столе.

– Не стоит путать теплое и мягкое, – Баклажан уселся на стул с носками на спинке. – Мы работаем в Зоне только днем и только при ясной погоде. Никакие сверхчувства здесь не нужны, просто внимательно смотри по сторонам, если в чем-то сомневаешься – подожди или лучше отступи.

– А сталкеры работают ночью, – с жаром подхватил Мартин. – Когда так темно, что и рук не видно…

– Ты, уголек, даже в сумерках перестаешь видеть свои руки, – высказался Бруно.

– Ну, знаешь что? – Мартин резко повернулся к Бруно, стул под ним скрипнул. – Это уже, мать твою, расизм!

– Джентльмены! – Ким постучала по столу, словно учительница, требующая внимание класса.

– Бруно, пусть молодой порисуется, – Баклажан подмигнул Мартину. – Над парашей корячиться ему не приходилось, для него все это, как теперь говорят, пиар.

– Валяй, Мартин, – позволил Бруно. – Жги!

Негр огляделся. В его взгляде читались обида и гнев.

– Сами рассказывайте. Устроили порядки барачные. Ну вас в пень!