Юлия Зонис - Скользящий по лезвию

«Только не квакай, — мысленно просила она. — Ну пожалуйста, только не квакай».

Жаба стоически молчала. Заорала она лишь в последний момент, когда кастрюля с немалой силой опустилась на череп мистеру Хиггинсу.

Соки неслась, борясь с болью в плече и колотьем в боку. На ее счастье, ночь выдалась безлунная, и только пара жалких звездочек выглядывала в разрывы туч.

Джордж быстро отстал. Бордовый университетский свитер Соки затерялся во мраке, прежде чем толстяк успел пробежать десяток шагов. Генри Хиггинс мешком валялся у фургона. Возможно, на его пострадавшей голове сидела жаба. Соки была бы искренне рада, если бы Милочка со злости слила все токсины на своего хозяина.

Девушка благоразумно свернула с дороги и бежала прямо по лугу к темневшей в полумиле постройке. Она сильно надеялась, что это ферма. И что на ферме есть люди. И что эти люди возьмут ружья и всадят в толстый зад Джорджа хороший заряд картечи. Комм прыгал в кармане свитера, но у Соки не было времени проверить, прислал ли ей Ричард еще что-то.

Задыхаясь, она выбежала на широкий, засыпанный соломой двор. Двухэтажный дом слева был темен — ни огонька, ни звука. Девушка остановилась, согнулась, упершись руками в колени, и со свистом втянула воздух. Выпрямившись, пронзительно выкрикнула: «Помогите!»

Тишина в ответ. Не застучали шаги, не залаяла сторожевая собака. Только звезды равнодушно помаргивали над крышей фермы. Глаза Соки уже достаточно приспособились к темноте, и она заметила, что окна дома заколочены и закрыты ставнями. На двери висел замок. Рядом с домом торчало несколько сарайчиков, наверное, для инструментов, но там не спряталась бы и кошка. Соки отчаянно огляделась. Напротив, ярдах в пятидесяти, виднелась длинная постройка и утоптанная площадка, огороженная дощатым забором. В стене здания темнел широкий проем. Дверь. Дверь была открыта. Хрипло вздохнув, девушка метнулась туда.

Внутри было темно, пахло сеном и немного лошадьми. Соки пару секунд постояла на пороге, вытянув руки, как слепая, а потом вспомнила про комм. Она выхватила коммуникатор из кармана. Экран засветился, на нем появилось последнее сообщение. Соки ошарашенно моргнула. «Беги на конюшню. Р». Он знал? Знал?

В слабом свете девушка увидела пустые стойла, солому на полу, какие-то корыта и приставную лестницу, ведущую на чердак. Соки шустро полезла наверх. Здесь хранилось сено: огромные кипы старого сена, почти рассыпавшегося в труху. Снова спрятав комм, беглянка постаралась зарыться поглубже. Едва она затаилась, как внизу послышался глухой стук. Затем лязгнул замок. Выскочив из своего укрытия, девушка метнулась к лестнице — и обнаружила, что дверь, еще пару секунд назад широко распахнутая, теперь заперта. Кто-то снаружи запер ее. Но кто?

Соки села на корточки, обняла колени и закусила губу, чтобы не расплакаться от обиды и страха. И еще плечо. Оно болело все сильнее, как будто мертвые вороны в отместку долбили ее острыми, смоченными трупным ядом клювами.

— За что мне такие страдания? — подняв голову к щелястому потолку, прошептала Соки. — Я ведь ничего плохого не сделала. Я всегда была хорошей девочкой. Почти.

Но у потолка, понятно, никакого ответа на это не было.

Когда двое похитителей приблизились к дому, тучи разошлись, и звезды высветлили тесовую крышу. На фоне серебристого моря трав ферма казалась выброшенным на пляж китом. Люди, направлявшиеся к дому, явно намеревались выпотрошить эту дохлятину.

Джордж прихватил фонарик и вооружился монтировкой. Он всегда больше полагался на силу, чем на зоркий глаз или скорость реакции. Контуженный жабой Генри Хиггинс тоже нес фонарик в комплекте с винтовкой.

Толстяк, остановившись во дворе фермы, звучно крикнул:

— Эгей!

Голос затерялся среди построек. Ни одна тень не шевельнулась. Джордж довольно ухмыльнулся. Еще раньше, увидев замок на воротах, он предположил, что ферма заброшена. Удачно вышло.

Окна в жилом доме были заколочены, а вот дверь распахнута и висела на одной петле. На всякий случай толстяк осветил фонариком дальний сарай и хозяйственные пристройки, но там все было заперто. Значит, девчонка Дороти пряталась в доме.

— Э-ге-гей! — еще громче проорал он. — Раз-два-три-четыре-пять, мы идем искать. А лучше выходи сама. Если тебя найду я, то просто сломаю ногу…

Он выразительно помахал монтировкой.

— А вот если мистер Хиггинс, участь твоя более чем сомнительна. Он очень любил эту жабу. Более того, я сильно подозреваю, что только эту жабу он и любил, а ее бедное сердце не выдержало испытаний.

Пустой дом смотрел на чужаков неприветливо. Эхо, зародившееся было от криков Джорджа, быстро заглохло, как затухает сигаретный бычок под подошвой.

— Ладно, — уже потише сказал толстяк. — Похоже, она не выйдет.

Обернувшись к подельнику, он добавил:

— Мистер Хиггинс, не будете ли вы так любезны обыскать первый этаж?

— Тараканы? — с надеждой спросил человек-пугало.

Джордж вздохнул. За все тридцать с лишним лет своей жизни Генри Хиггинс научился внятно выговаривать только это слово, и то из большой любви к жабам. Жабам нужен был корм. Корм продавался в зоомагазинах. Продавцы зоомагазинов не понимали щебетания Генри, и тот с немалыми усилиями выучил одно слово. Джордж вполне допускал, что Генри так и не смирился со смертью любимицы. Возможно, бедняга полагал, что живительная доза тараканов вернет ее в чувство.

— Да, тараканы, — терпеливо ответил толстяк. — Тараканы, брат мой, — это то, что вполне может водиться в заброшенных домах, хотя я бы поставил на древесную гниль и термитов. Но вы можете поймать парочку. При условии, что заодно поищете и девчонку.

Генри Хиггинс энергично закивал. Удар Соки смягчила шляпа, но кастрюля все-таки рассадила кожу. На лбу пугала запеклись струйки крови. Они странно сплетались с морщинами и татуировками. Джордж подумал, что лицо Генри Хиггинса понравилось бы криптографам. Те наверняка обнаружили бы на нем десяток зашифрованных посланий от инопланетян или, скажем, Господни заповеди. Встряхнувшись, великан заставил себя вернуться к настоящему. Дом. Ночь. Девчонка.

— Я пойду на второй этаж, — сказал он. — И, пожалуйста, прислушивайтесь и приглядывайтесь. Мы уже знаем, какая она чертовка. Мне было бы крайне неприятно соскребать ваши мозги с крыльца этой чудной фермы.

«Ква», — послушно сказал Генри, поудобнее пристроил винтовку на плече и направился в дом.

Внутри было зябко, пахло прелью, трухой и жучками. Генри Хиггинс сноровисто скользил в тенях, приоткрывая двери. Много дверей. Наверное, здесь жило много людей, иначе зачем столько дверей? Двери нужны, чтобы люди прятались от людей. Вот сейчас воронья девчонка пряталась от них. Генри Хиггинс не любил ворон и чуял их за версту, в том числе и в людях. Вороны каркали, насмешничали, от них болела голова. Тараканы и жучки лучше. Они быстрые и успокоительно шуршат. Но в доме не было тараканов, только в стенах жадно проедали ходы термиты. Гнилой пол натужно кряхтел под ногами, как будто присел по делам в нужнике и мучился запором. Генри потянул носом, старательно вычленяя вороний запах из тысячи мелких запашков: дряхлая обивка, старая кожа, рассохшееся дерево. Вороньим душком несло из крайней комнаты, дверь в которую была чуть приотворена. Едва войдя в дом, Генри выключил фонарик. Свет мог вспугнуть ворону. Человек-пугало ориентировался на нюх, на ощупь, по легким сквознякам — так вот, из-под той двери ощутимо тянуло сквозняком. Девчонка могла быть там. Генри, стараясь ступать как можно легче, просеменил в дальний конец коридора.