Юлия Зонис - Скользящий по лезвию

— Проверьте компьютер, — сказал маршал. — Вам должен был поступить запрос от ФБР. Мне поручено сопроводить вашего пациента, доктора Джеймса Харпера, в бостонский офис для допроса и очной ставки.

— Что за куча дерьма… — проворчал охранник и все же залез в компьютер.

Как ни странно, запрос там был. Толстяк растерянно моргнул. Только утром он проверял расписание посещений, и никакого маршала Оливера Мэттьюса в нем не значилось. Сменщик напортачил? Или сбила с толку необычная для конца сентября жара и проклятые репортеры, умеющие раздуть из мухи слона?

— Давайте удостоверение, — буркнул дежурный.

С удостоверением тоже все было чисто. Это уже становилось интересным.

— А с какой стати ФБР вдруг интересуется Добрым Доктором? Он что, разделал кого-то и в Массачусетсе?

— Я не уполномочен делиться деталями, — хмыкнул маршал, а затем, нагнувшись к окошку дежурного, продолжил уже потише: — Мне говорили, что этот маньяк вшил компьютерный чип в собственного сынка?

Толстяк расплылся в улыбке. Всегда приятней чувствовать себя на шаг впереди федералов.

— Нет, не в собственного. Там все куда веселее. Старый козел и его женушка усыновили одного придурка из приюта. Дебил был полный, ложку нес в ухо вместо рта. Начальство детдома, конечно, чуть от радости не описалось, это ж какая реклама: почтенный профессор, лауреат всяческих премий и его супруга усыновили их сироту. Сиротинка был, кстати, тот еще, настоящий слон. Жрал за десятерых, только на это и был способен. Короче, взяли они его к себе, парень вырос, с чего-то вдруг резко поумнел, даже в университет поступил. Репортеры вокруг докторца поначалу так и вились. Сенсация была в местной прессе: бережный уход и родительская любовь превратили дебила в нормального человека. А совсем недавно, в начале августа, бац — и всплывает, что доктор на своем сыночке эксперименты ставил. Вшил ему в мозги чип. Нарушил кучу законов, гражданские права и «бан Терминатора». Его, конечно, тут же арестовали, но вмешался адвокат какой-то белогалстучный из Нью-Йорка, типа крутой перец. Признали доктора невменяемым, и к нам. Он сначала бушевал, требовал пересмотра дела, но у нас все становятся тихими. Раньше или позже.

Тут он широко ухмыльнулся. Маршал ответил не менее понимающей улыбкой.

— И что самое-то гнусное в этой истории, — продолжал, доверительно склонившись к стеклу, толстяк, — это его жена и сыночек. Миссис Харпер повесилась сразу после суда. А сыночек, бывший дебил, все таскается к папаше, яблочки ему носит… Яблочки! Да после здешних снадобий старый пердун не отличит яблока от ежа!

Охранник добродушно расхохотался. На сей раз маршал его веселья не разделил, но и не остановил сплетника.

— Так что, — отсмеявшись, подмигнул толстяк, — наш доктор Франкенштейн и в других штатах успел поработать?

— Не имею полномочий разглашать информацию, — ответил Мэттьюс таким тоном, что сразу становилось ясно: еще как поработал.

Охранник удовлетворенно вздохнул. Новость ему перепала сочная, первоклассная. Будет чем поделиться вечерком со сменщиками и с надзирателями.

— Подождите там, в дежурке, — предложил он. — Сейчас оформим заключенного. Я пока распечатаю документы на перевозку.

Соки напряженно смотрела на заплеванный экранчик тиви. Один раз, когда охранник полез в компьютер, изображение подернулось сеткой помех и почти полностью исчезло. Наверное, именно в этот момент Ричард подделывал файл с запросом. Соки все еще не понимала, как это ему удается, хотя словечко «чип» насторожило. Кажется, отголоски августовского скандала долетели до Бостона. Девушка припомнила, как Ба, раскачиваясь в своем скрипучем кресле, громче обычного звенела спицами и возмущалась: «Ну надо же! Это какую совесть надо иметь, чтобы взять сиротку и изрезать ему голову для экспериментов! У этого доктора нет сердца, просто нет сердца».

Потом всплыло: тесная ванная мотеля, пар, капли воды на белой кафельной плитке, тонкий розовый шрам на правом виске глядящего на нее мужчины. Ричард тоже? У него тоже? Это объяснило бы фокусы с компьютерами и машинами, но почему тогда Джордж — ведь охранник, несомненно, говорил о нем — не умел делать то же самое? Почему не завел фургон без ключей, не заставил его въехать в стену больницы, чтобы убить или ранить Соки?

Девушка потерла лоб. Ей казалось, что она стремительно глупеет, что человеческий, сложный и многогранный разум заменяется простым птичьим. Зачем стараться? Зачем думать? Она все равно не разгадает…

Соки снова взглянула на экран, где двое дюжих медбратьев выводили в коридор тощего старика с бородой, как у президента Линкольна. Джордж сзади заканючил:

— Эй, я поссать хочу! Помоги встать.

— Ага, как же, — автоматически бросила девушка, вглядываясь в черты старческого лица на экране.

Нет, правда, похож на Линкольна. Такой же уродливый святоша. Соки вдруг отчего-то захотелось вцепиться в эту постную рожу когтями. Он обидел Ричарда, ее Ричарда. Разрезал красивую светловолосую голову, вшил туда какую-то дрянь. Неплохо бы за это выклевать ему глаза…

— Сучка, смотри, что ты наделала! — взвыл Джордж. — Я описался. Вся мотня мокрая. Дай мне хоть тряпку вытереться. Дай сухие штаны.

Зарычав, Соки вскочила с кресла. Нет, надо успокоиться, надо успокоиться. Она человек, а не хищная птица. Пистолет лежал в ладони опасной тяжестью. Чтобы избежать искушения, девушка засунула его за пояс и прикрыла свитером. Затем сосчитала до десяти, резко выдохнула и пошла в жилую часть трейлера. Джордж по-прежнему валялся на кровати, точнее, на голом матрасе. Его запястье, толстое, как свиной окорок, обхватывал стальной браслет наручника. На широких штанах расплывалось мерзкое желтое пятно. Резко пахло мочой.

Стиснув зубы, Соки спросила:

— Где у тебя чистые штаны?

— В чемодане, — откликнулся ее пленник. — Под койкой.

Он поднял вторую руку и тут же взвыл, потому что потревожил рану. Бинты не понравились Соки — несвежие, побуревшие от крови. Надо будет сменить повязку, ведь они с Ричардом не хотят убивать его… пускай он и гад.

Девушка присела на корточки рядом с кроватью и потянулась за чемоданом. И тут ей в горло вцепилась огромная, заросшая белесым волосом пятерня. Пальцы вдавились, сжались, сминая трахею и не давая дышать. Соки забилась, пытаясь вырваться, разогнуть эти безжалостные пальцы, потом стала бить кулачком по повязке, по ране от капкана. И только в последний момент, уже слабея, вспомнила про пистолет за поясом. Шевельнуть рукой было сложнее, чем сдвинуть гору. Гигант над ней ревел от боли и орал:

— Сдохни! Сдохни, проклятая сучка, сдохни!

У Соки потемнело в глазах. Ногти цеплялись за свитер, никак не удавалось задрать его и вытащить «Вальтер». Пульс застучал в висках быстро и оглушительно. Грудь разрывалась, словно ее раздирали острые птичьи когти, пытающиеся добраться до сердца. А затем все налилось багрянцем, и стук крови в ушах сменило глумливое воронье карканье.