Максим Хорсун - Избранник Газового космоса

– Самех-салар велеть-искать, – прощелкал подпиленными зубами абориген.

Все-таки Алак! Как же я тебе рад, братишка! Жаль, не могу даже улыбнуться: выдаю гримасу за гримасой.

Абориген, кряхтя, извлек меня из-под песка, поднял на ноги (я, естественно, помогал ему, чем мог, то есть – почти ничем), прислонил к пятнистому крупу бактра.

– Тяжелый-толстый Лазар-Шмазар, – проворчал Алак. – Зря-пусто Алак-Малак пытаться-стараться… Издыхать-помирать Лазар-Шмазар…

Он запрокинул голову и громко свистнул. Из-за руины мирохода выехал еще один всадник. Молодцы все-таки ребята-охранники, не бросили – спасли товарища по оружию… Ох, и мысли потекли, подчиняясь двусложному ритму речи аборигена.

– Нила-Нилам приказать-искать, – пояснил Алак. – Самех-салар сердиться-плеваться, Нила-Нилам приказать-заткнуться. Нравиться-понравиться Лазар-Шмазар… – добавил он и рассмеялся, клацая акульими зубами.

Вот в чем дело! Голубоглазая летчица, свалившаяся мне на голову вместе с бипланом, позаботилась о шкуре «Лазара-Шмазара».

Алак вынул из седельной сумки флягу, сунул горлышко мне в губы. Я, давясь и отфыркиваясь носом, стал глотать теплую воду. В это время подъехал второй охранник. Спешившись, он на пару с Алаком стал водружать меня в седло. Я шипел от боли и волновал бактра тем, что щипал и дергал его за шкуру.

– Жирный шаках… – выпучив глаза от усердия, ругался охранник. – Глаз зрит, вывалился из седла, когда гнали нас птиценогие. Теперь пупок надрывать приходится…

Ври, да не завирайся, мальчишка! Пока ты драпал, поджав хвост, я сражался в арьергарде! Я прикрыл ваши спины! Это на мне не осталось живого места, тогда как на вас – ни одной царапины!

Они привязали мои ноги к стременам, обмотали веревку вокруг пояса и прикрепили к седлу, вложили в руки поводья. Сами уселись на одного бактра и пристроились за мною следом.

Мы объехали обломки мирохода. Проржавевший остов дышал жаром. На погнутой лопасти воздушного винта пристроился ящер – вылитый песчаный дракон, только раз в пять меньше тех, с которыми нам пришлось иметь дело.

Алак шикнул на него, как змей; дракончик сверкнул в ответ рубиновыми глазками, свернулся кожистым колесом и укатил прочь.

– Расплодились… – проворчал второй охранник. – Вылезли из Океана и расплодились…

– Искать-убивать… первый-начальный… – невпопад ответил абориген.

Бактры, посапывая, вскарабкались на гребень высоченного бархана. Оттуда я увидел оазис: обнесенное цементным бордюром круглое озерцо метров десяти в диаметре. Вдоль берега росли карликовые пальмы с коричневыми и чахлыми кронами, листья касались зеленоватой воды. Под пальмами расположились караванщики Урзуфа и их животные. Среди караванщиков сновали кшатры. Стояли на треногах прикрытые камуфляжной сетью станковые пулеметы, их расчеты курили трубки и поглядывали на нас снизу вверх.

И еще на горизонте я увидел красноватую кручу, которая, очевидно, была Пещерным островом – местом пересечения всех дорог этого мира. Я уже догадался, что берега острова омываются отнюдь не водами…

В кронах пальм безмятежно пересвистывались птахи.

Меня отвязали от седла и стремян, подхватили на руки, не дав грохнуться и разлететься на осколки, опустили на расстеленное одеяло. С меня стащили продырявленный и изодранный халат. Пропитавшийся кровью доспех, который не один раз спас мне жизнь, прикипел к телу. Его отдирали долго и болезненно. Я же слушал птиц и смотрел в синие глаза Нилы-Нилам. Мне было спокойно, я в который раз выторговал себе пожить еще.

Нилам – сапфир.

Нила – темно-синий.

Не знаю, откуда у меня в голове взялись эти знания. Просто я знал, и все тут.

Подошел Самех, поглядел на меня, как на говно, поиграл желваками, потом что-то сказал Ниле. Я его не слышал, я слышал лишь щебет птиц. Рука у моей летчицы была перевязана, ей тоже досталось от птиценогих. Ничего, мы еще поквитаемся и с чернокожими пигмеями, и с их прихвостнями – песчаными драконами.

Драконы! Они ведь обязали меня поработать «посланцем доброй воли»!

Я слово в слово проговариваю то, что мне велели передать. Себя не слышу – как будто в космический вакуум вещаю. Птичий щебет становится оглушительным. Глаз меркнет: точно скрывается за гигантским веком…

В первый раз я пришел в себя в повозке. Я лежал на кишащей вшами шкуре грузового бактра. Грудь – в бинтах, ни вздохнуть, ни выдохнуть. Нога – тоже в бинтах и болит: как бы стафилококков не нахвататься в этой походной обстановке!

Повозку качало, дорога была не ахти. Возле моего лица стояли корзины с вяленой рыбой. Пахло не очень приятно, и я надеялся, что этот тухлый запашок исходит не от меня. Борта телеги были низкими, я видел, как мимо проезжают мои товарищи по оружию. Как же хотелось тоже сесть верхом, поскакать по наезженной тропе, ощущая себя здоровым и полным сил, как бактр, который был бы под моим седлом!

Но геройство имеет обыкновение выходить боком. Кому, как не мне, покойному первопроходцу космоса, знать об этом.

Я хотел позвать Нилу… Ну, размечтался, старый пенек! Как же, станет асур дежурить возле раненого наемника!

…но почему-то позвал Ситу.

И в какой-то миг мне показалось, что я увидел ее! Увидел ее красивое лицо с застывшим выражением покорности в глазах.

Чур меня!

Видение пошло крупной зыбью и растворилось на фоне серой вереницы караванщиков.

Кто-то опустил к моим губам флягу. Я сначала напился и только потом посмотрел, кто же удосужился меня проведать. Думал, что это зубастый Алак или кто-то из ребят…

Рядом с телегой шагал мой верный слуга Бакхи.

Он был одет в коричневый хитон с треугольным капюшоном. Это и понятно – нагишом по пустыне не побегаешь. Хитон был подпоясан серебряной цепочкой. Хорош слуга, тянет, наверное, потихоньку из хозяйской мошны.

Значит, и Сита мне не привиделась. Шайка-лейка в сборе!

Не хватало только Паршивого Сорванца и Псицы, объявивших меня мертвецом.

На самом деле я слишком плохо себя чувствовал, чтобы мыслить трезво. Бакхи, видимо, это понимал. Он потянулся ко мне клешней, потрогал лоб. Эдакий жест отеческой заботы…

– Я знаю, кто ты, – проговорил он, наклонившись. – Ты – перехожий. Бродяга с каменным сердцем. Ты утратил живую искру своей души в родном мире. Но ничего. Мы это используем! Нам это даже может пойти на руку!

И он «пощелкал» клешней перед моим носом.

…Во второй раз я пришел в себя уже на Пещерном Острове. Похоже, мне стало совсем худо.

Был сумрачный коридор, скупо освещенный электрическими лампами. Туда-сюда сновали люди. Арраканские дельцы в неизменных халатах. Кшатры, вооруженные мечами и винтовками. Брамины в шафрановых рясах. Они все занимались делом. Вдоль стен же стояли, сидели или лежали, ожидая, праздные личности вроде меня.