Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды

В комнате, явно ожидая приказа, появились оба телохранителя. Судя по скрипу за спиной, там же материализовался Гриша. Кого из этих пятерых Уколова боялась больше – она затруднялась признаться сама.

– Что ты тут такое учуяла, Инесса? – Клыч встал, погладил собаку по холке. – Это, Женечка, моя боевая подруга. Рекомендую, Инесса Арманд, прямо как любовница вашего великого и бессмертного вождя. Нюх стопроцентный. И, сдается мне, что-то она учуяла интересное. Ищи, милая, ищи.

Инесса искала, тщательно обнюхивая Уколову. Женя сидела ровно, стараясь не дернуться лишний раз. Черный нос легко касался ног, коленей, ткнулся в куртку, замер. Собака повернула голову к хозяину, рыкнула. Клыч наклонился, жестом потребовав что-то. «Чем-то» оказался фонарь «жучок». Выпрямился бывший батька Сатана скоро. Поднес руку к глазам, и оскалился не хуже собственной собаки.

– Гриша!

Тот почти воткнулся в руку командира, вглядываясь. Кивнул. Клыч усмехнулся, жестко и зло. Поднес пальцы к самому носу Уколовой. Зажатые между ними, прямо перед глазами Жени оказались несколько волосков. Рыжих с серым. Саблезуба, не так давно спавшего на ее рюкзаке.

– Вот тебе и ответ, дорогая гостьюшка, как ты сюда добралась, с кем… – Клыч сел на стул, кивнув подручному. Уколова сглотнула, памятуя про скорость Гриши. – Пуля, значит, так? И его утраханный кот, верно, его шерсть?

– Кто?

Клыч мотнул в ее сторону головой. Руку, правую, ей выкрутили в мгновения ока. Прижали к столешнице, люто вывернув и заставив растопырить пальцы. Раритетный «маузер» уже оказался в руке хозяина, удерживаемый за ствол. Уколова успела только вздохнуть. Хрустнуло, по руке разлилась неудержимая боль от сломанного мизинца.

Клыч схватил ее за волосы, горячо зашептал в ухо:

– Где? Мать твою! Сраный! Пуля?!!

Уколова покосилась на сидящего человека. Постучала пальцем по столу. Тот дернулся, затравленно покосившись на нее.

– И для чего?

Тот глотнул. Кадык, выпирающий из худой волосатой шеи, заходил взад-вперед. Человек не ответил. Сержант-дознаватель, тихо и спокойно курящий папиросу в углу, встал, нарочито шаркая, двинул к нему. Допрашиваемый трясся, косился в сторону стола справа.

Уколова выдержала паузу, дав ему возможность еще раз полюбоваться на инструментарий. Сама она им пользоваться не любила, постоянно заполняя наряд на ассистента из Третьего отдела СБ. Петр Ильич посмеивался, но подмахивал бланки не задумываясь.

Допрашиваемый задрожал сильнее, глаза бегали: взгляд то на стол, то через плечо назад. Понятное дело, впечатляли оба наблюдения. И если Михал Михалыч, сержант-дознаватель, с виду казался вылитым душкой, таким милым со своими залысинами, то его инструменты себя показывали сразу. И какая разница, что куда страшнее именно невысокий, с сухим сильным телом пожилой мужчина в кожаном фартуке? Металл всегда пугает сильнее.

Клещи с изогнутыми и прямыми щипцами. Совершенно изуверские, с острыми кромками. Ровно выложенный набор хирургических ножей, включающий большой резекционный. Иглы, шила, и прочие милые приспособления. И тут же, не чураясь такого соседства, плоскогубцы, старый шуруповерт и заляпанная въевшимся бурым киянка. Допрашиваемый побелел и дико покосился на мягко улыбающегося Михал Михалыча.

– Воронин! – Жене пришлось почти крикнуть. Зато допрашиваемый сотрудник технического сектора при администрации Новоуфимской КРБ соизволил повернуться в ее сторону. – Зачем?

– Что? – перед лицом Воронина возник выщербленный и адски ужасный канцелярский нож. Михал Михалыч ласково потрепал юношу по курчавой голове. Тот застучал зубами. – Что зачем?!!

Уколова вздохнула, покосившись на несколько листов драгоценной бумаги, покрытой не менее драгоценными чернилами для совершенно неприлично дорогого принтера. Щелкнула выключателем, шарахнув Воронина по глазам светом, и, перегнувшись к нему, заорала, схватив за ворот рубахи:

– Зачем ты, придурок, использовал дефицитнейшие чернила для печатной техники и распечатывал вместе с дружками всякую херню вроде этой, а?!!

Воронин шумно дышал, хлюпающе втягивая воздух носом. В левой ноздре, пузырясь и не желая лопаться, надувался пузырь. Уколова брезгливо отдернула руку, покосилась на странный текст…

Или не странный?

Или откровенно бредовый?

Ну, а как еще оценивать такое:

Воздух пах дождем, шашлыками, дешевой латексной любовью и армянским табаком. Немного аромата добавлял работающий где-то в стороне асфальтоукладчик. В самом деле, когда лучше всего класть асфальт, если не в дождь?

Радостно рассказывая миру о «Яге» в пакете и размахивая непочатой полоской «Контекс», прошла малолетняя лахудра с подружками.

– Время классики вышло. – Росинант плевать хотел на очередной фестиваль «Рок над… и за…» – Рокеры поют о вреде наркотиков, а пчелы ненавидят мед. Не иначе Апокалипсис?

– Да не… – Мэд-Дог поковырялся в зубах зубилом. – Это просто модно.

– Что именно? Орать про «мамабыменявиделасгандономистрайками»? Алкоголику участвовать в акции против наркотиков? Говорить о «скольколетможноотмечатьденьпобеды»? Носить только вещи из как бы новых коллекций псевдоитальянских бутиков?

– И это тоже, несомненно. – Мэд-Дог проводил взглядом пьяненькую «милф», явно желающую выглядеть красивее. Вот только корректирующее белье все же надо покупать с умом и вряд ли стоило надевать его под джинсы на бедрах и топик. – Сейчас вообще многое модное абсурдно. Что поделать, такова селяви.

Росинант почесался с помощью недавно встроенного манипулятора с французским маникюром. Посмотрел на отклеивающиеся афиши, воспользовавшись черно-белым прямоугольничком и сравнив цены. Стас Михайлов стоил в два раза дороже Джо Кокера. Мутант-иноходец вздохнул и решил сходить на «План Ломоносова».

– Что вообще у них нового?

– Нового?.. – Мэд-Дог покрутил головой, прищурившись из-под козырька потрепанной бейсболки «Entombed». – Ну… что-то да есть, мне кажется. Джастин Бибер вон, его вроде как модно ненавидеть в Сети. Ты его слышал по радио?

– Неа.

– Я тоже. А все равно модно. А, да, появились новые признаки весны.

– Так говно и дохлятина из-под снега…».

Уколова покачала головой. Нет, это ж надо додуматься, потратить НЗ на подобную ерунду?

– Что вы еще распечатывали, ты, и твои друзья полудурошные? Хотя нет… Сперва скажи мне, додик – зачем? Михаил Михайлович, принесите, пожалуйста, чаю нам. Воронин, хотите чая?